Второе восстание Спартака - Вышенков Евгений

Кум хмыкнул, вернулся к зеркалу и принялся неторопливо строгать в кружку ломтики хозяйственного мыла. Потом вытер нож, положил обратно в стол, взял кисточку с полки под зеркалом и взбил мыльный раствор в пену. Сказал лениво:

– Все-то оно все... А вот скажи-ка мне, товарищ сержант, как так получилось, что совершенно случайного человека хватают за жабры на каком-то занюханном полустанке, пихают в поезд – заметь, кстати: в спецпоезд – и ни с того ни с сего привозят в лагерь, за порядок в котором отвечаю и я в том числе? Без суда? Без сопроводительных документов?!

Еще чуть-чуть – и голос его сорвался бы на крик.

– Так я ж и говорю: ошибка вышла... – хмуро буркнул сержант.

Кум шумно выдохнул воздух, постоял несколько секунд с закрытыми глазами, потом невозмутимо обмакнул помазок в пену, встряхнул и стал намыливать щеки, глядя в зеркало.

Нет, ребята, что ни говори, а альтернативный путь – только водка. Много водки. Ну, или спирт на крайняк. Но все равно – много спирта... Однако ж, видите ли, спиваться, подобно Хозяину Климову, у Кума душа напрочь не лежала.

– Миленькая ошибочка, – сказал он, не прекращая ритуала бритья. – То есть кто-то из наших будущих постояльцев по дороге ушел в рывок, конвой его профукал и, чтобы не нарушать отчетность, замел ни в чем не повинного финского жителя. Выдал его за беглого, да?

– Выдать-то выдал... – помялся Степанов. – Вот только в рывок никто не уходил. Этот чухон лишним оказался...

Кум бросил помазок в кружку, раскрыл бритву, пару раз провел по ремню, направляя, и приступил к основной части ритуала – собственно к бритью. Спросил:

– Это в каком это смысле – лишним?

– Ну, то есть, там такая ерунда получилась... – путаясь в словах, принялся объяснять сержант, отчего-то глядя на портрет Дзержинского над начальничьим столом. – В общем, в Ленинграде к паровозу прицепили вагон. Лейтенант, который из конвоиров, ведомость переписал, ну, то есть добавил к прежнему списку новые фамилии... Вот, а в том вагоне зек один к нам ехал, тоже чухон, между прочим, а фамилия у него, извиняюсь, Хей-кинн-хейм-ме, – заковыристое слово Степанов произнес медленно и по слогам, однако ж без запинки. – И фамилия эта в строчку, вишь ты, не влезла! И лейтенант перенес ее на следующую строчку. И машинально на той, второй, строчке номер поставил... Вот и получилось, что полфамилии – это один человек, а пол – другой.

– Ага.

Неведомо откуда и неведомо почему в памяти вдруг всплыли звание и фамилия: «поручик Киже», – но кто таков сей поручик и с какого перепуга он вдруг вспомнился, начальник оперчасти не знал.

– И что же, – сказал он и надул щеку для пущей чистоты бритья, – этот, Хренайнен который, доехал до нас?

– Да в лучшем виде!

– А тот... второй финн?

– Дык сегодня обратно отправим... со всеми положенными извинениями...

– А отчетность?

– Товарищ начальник, дык все же сошлось: сколько фамилий – столько людей...

– Но в ведомости-то на одного больше числится!

Товарищ начальник отвернулся от зеркала и пристально посмотрел на Степанова.

– Смир-рна, – сказал он.

Сержант мигом вытянулся во фрунт.

– Голубь мы мой, – сказал Кум проникновенно, – ты сам-то понимаешь, что несешь? В ведомости после фамилии любого заключенного ставятся его имя, отчество, дата рождения, статья, срок... И что было написано рядом с фамилией несуществующего финна? Что-то же должно быть написано! Кто-то же должен был вписать в ведомость его данные?!

– Не могу знать, – вздохнул Степанов.

– Ну ладно, – не слушая, продолжал начальник, – кто-то то ли по дурости, то ли по пьяни ошибся. Но там, насколько я знаю, там было двое: капитан и лейтенант. Не считая прочей шушеры при погонах. И никто из них даже не заметил, даже, черт возьми, не заподозрил, что происходит какая-то хрень?!

Сержант молчал, глядя в пол.

– Конечно, не заподозрил! Зачем? Ведомость не сходится – подумаешь! Куда как проще схватить первого попавшегося человечка и вместо мифического зека отправить в лагерь!

– Товарищ начальник, но ведь выяснилось все, ведомость исправим, подчистим... – позволил себе реплику Степанов. Кажется, он искренне не понимал, почему бесится его командир.

«Меня окружают идиоты», – вспомнилась Куму неведомо чья цитата. Хотя, по большому счету, сержант ни в чем не был виноват.

Кум стер пену с бритвы, провел рукой по щеке и результатом остался доволен. Потом еще раз поправил лезвие на ремне и приступил к бритью другой щеки.