Наперегонки со смертью - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Не изображай из себя тупого. Хочешь еще пожить немного – катись отсюда колбаской. Я не знаю, за кем идет охота – за тобой или за мной. И почему. Но мне терять нечего. А у тебя есть семья. Если кто-то решил отправить вперед ногами меня, то и тебя не оставят в покое. Ты свидетель, Сева. А те очень серьезные люди, которым мы нечаянно и больно наступили на мозоль, следов оставлять не любят.

– Мамочки… – Помертвевший от ужаса Лычков смотрел на меня, открыв от дикого изумления рот.

Похоже, ему только сейчас открылась глубина пропасти, куда нас несла нелегкая. А возможно он это знал – или догадывался – но боялся признаться в таком невероятном предположении даже самому себе.

– Пока, Сева. Исчезни. У меня есть еще кое-какие дела. Если все-таки надумаешь уехать из города, повторяю, не забудь оставить свой новый адрес. Или пришли мне письмо на главпочтамт. До востребования…

Лычков побрел к выходу словно пришибленный. Мне даже стало жаль злосчастного Севу.

Но так уж устроен человек, что свои, даже мелкие, заботы его трогают гораздо больше, нежели чужая беда. И уже через пять минут после ухода Лычка я думал совершенно о другом. … А другое как раз и было для меня главным. … Потому как я был почти уверен, что охота идет на меня. … Потому что я до сих пор не знал по какой причине. … И не знал самого основного – кто?

Кто этот могущественный сукин сын, который ставит на меня капканы? Кто стоит за его спиной, если он просто исполнитель? А мне так хотелось задать ему всего лишь три вопроса: кому, где и каким образом стал поперек дороги неприметный, задерганный командировками сотрудник отдела снабжения завода "Алмаз"?

– Гена, тебя к телефону. – В дверном проеме клоповника нарисовалась внушительная фигура Кокошкиной.

– Кто?

– Первый отдел, – почему-то шепотом ответила Люсинда.

– Благодарствую, – сказал я несколько выспренно и поспешил в ее кабинетик – крохотный деревянный домик на курьих ножках, который Кокошкиной смастерили заводские умельцы из деревянных дощечек, остатков тары.

Домик-кабинет вплотную примыкал к клоповнику и возвышался над ним словно башня игрушечного замка. Внутри было очень даже клево; особенно меня умиляли кружевные занавески и пузатый самовар в окружении чашек. От кабинета веяло домашним уютом и умиротворенностью.

– Слушаю, Чернов! – бодро рявкнул я в телефонную трубку.

– Не кричи, ты не на параде, – раздался в ответ глуховатый голос начальника первого отдела Василия Прокофьевича Тополева, полковника в отставке. – Зайди ко мне. И побыстрее. Чтобы одна нога была там, а другая – здесь.

– Уже бегу…

Кокошкина опасливо отступила в сторону, будто я был заразным. Я поневоле восхитился – ну и нюх у Люсинды! Она была уверена, что неприятностей мне не миновать. Я тоже…

– Хорош… сокол ясный… – Тополев смотрел на меня как на таракана, который плавал в солдатском супе. – Ты что меня подводишь, Чернов?

– Василий Прокофьевич, вы о чем?

– Все о том же. Я насчет твоего морального облика.

– Так ведь на работе у меня все нормально. Получил недавно благодарность в приказе по отделу и денежную премию.

– Я тоже получил… – Тополев бросил на стол передо мной лист бумаги. – Телегу. На экспедитора Геннадия Чернова. Из милиции.

– А с каких это пор такие бумаги попадают к вам, минуя отдел кадров?

– Оказывается, ты очень грамотный мальчик… – со скепсисом в голосе сказал Василий Прокофьевич. – Я изъял их. Благо у меня в отделе кадров… кгм!.. есть свои люди.

– Спасибо, Василий Прокофьевич, – поблагодарил я Тополева от всей души. – Надеюсь, эта кляуза пойдет в мусорную корзину?

– Кляуза? Ну ты нахал… Это официальная бумага, на которую отдел кадров обязан дать ответ.

– Так ведь бумаги иногда теряются…

– Бывает. Но прежде ты мне объяснишь, почему тебя загребли как бомжа. Здесь написано, что ты был пьян и вел себя отвратительно.

– Я еще молод, Василий Прокофьевич. Ладно, скажем так – относительно молод. А в таком возрасте человеку присуще совершать разные глупости. Вот я и…

– Ну не до такой же степени! Ты оказался в компании развратных девиц и парней с уголовным прошлым. И все вы были голыми!

– Нет, не все. И не совсем голые. А я вообще был одет в спортивный костюм. Это менты накатали такую телегу из вредности. Я очень не понравился одному капитану. Мы с ним не нашли общий язык.

– Геннадий, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты мне как сын… – Глаза Тополева неожиданно увлажнились.