Личный убийца - Приходько Олег Игоревич

— И чем же?

— А вот этого мы не узнали. Рынок, туды его в качель! Платят — работаем, не платят — не работаем.

— Она что, платить отказалась?

— Не отказалась. Ее мертвой нашли на даче.

Протопопов покачал головой, и в глазах его проявился живой интерес.

— Теперь твой бывший подопечный под следствием — обвиняется в хранении огнестрельного оружия. У него был пистолет «лепаж», из него и застрелилась Кира. Но кое-что мы все-таки успели. У нас, видишь ли, почасовая оплата — с момента получения заказа нельзя терять ни минуты. В первые сутки стали изучать биографию Богдановича. Дошли до его посадки в восемьдесят седьмом, там-то твоя фамилия и всплыла.

— Вы же бросили Богдановича?

— Не совсем так, Юра. Я нашел труп Киры, меня тоже допрашивали не раз. За этим Богдановичем стоят прокурор Шорников и бывший следователь Донец. Знаешь, кто он теперь. Да еще небезынтересный фактик: вся эта троица — Донец, Шорников и торгаш Богданович, — все они оказались в новой партии «Власть и порядок». Это еще не доказательство, но не доказательство для тебя. А вот для нас — дело другое.

— Рудинская тут при чем?

— Рудинская тут ни при чем. При чем «преступные злоупотребления лиц, проводивших расследование по делу, повлекшие за собой необоснованный и незаконный приговор». То есть твои.

— И ты в это веришь?

— По-твоему, если бы я в это поверил, я бы к тебе пришел?

Протопопов закурил. Лицо его приняло озабоченное выражение. За этой озабоченностью Решетников легко читал нежелание возвращаться к прошлому. Нетрудно было догадаться, сколько усилий потратил Протопопов для оправдания своих действий, но столкнулся со всесокрушающим механизмом, винтиком которого являлся и сам, и сломался.

— А зачем мне это теперь? — грустно спросил он. — Назад в министерство не вернут — там теперь все другие. Того, кто остался, не переубедишь.

— Брось, Протопопов, — уколол его взглядом Решетников. — Меня тоже хотели с говном смешать — ни за что ни про что. Я ушел, но только после того, как выиграл суд чести.

— Это слова, — махнул рукой следователь и посмотрел на часы. — «Честь», «совесть»… Кому от этого легче? Донец еще министром станет, а Шорников в генеральные пробьется.

— Тогда ни мне ни тебе не работать, Юра.

Протопопов докурил, поглядел на солнце. Зная Решетникова, он понимал, что тот предоставляет ему шанс восстановить попранную справедливость.

— Богданович нашел смазливенькую лимитчицу, которой едва исполнилось восемнадцать, — начал неторопливо. — Сводил ее в кабак, покатал на машине, домой к себе привел. Жил он тогда один, денег была уймища — торговая мафия, там в девяносто первом половину пересажали, а кое-кого и в расход пустили, ты помнишь. Видео-шмидео, музычка, коньячок. Конечно, та еще девушка… Мне она показала так: повалил ее Богданович на кровать, стал срывать одежду. В общем, имело место извращение, конечно. Стала Воронова кричать, окно тарелкой разбила, на помощь звала. Он ее башкой об пол шмякнул — в раж вошел. Она ему — туфлей в пах. Ну, и понеслось. Пьяный был, еле на ногах стоял. Не мог совладать. Рот заткнуть пытался, она его — в нос. Тогда он, по ее словам, достал из шкафа «наган», двинул по голове и ствол в глотку вставил: пикнешь, мол, нажму курок. Ну а дальше… дальше известно. Получил свое, заставил выпить стакан коньяку. И пригрозил: попробуй кому-нибудь рассказать! Она не рассказала, но сестра ее Елена… Ты бы слышал, как она костерила всех и вся, как грозилась прокуратурой и судом. Только напрасно старалась: дело было очевидным, нашли у Богдановича и патроны, и оружейное масло, и шомпол — про это он по пьянке забыл, хотя «наган» догадался спрятать или выбросить в мусорник. Говорил, что никакого «нагана» не было, а оружейные причиндалы нашел, собирался в милицию отнести. Сняли побои с Вороновой, дала она показания. Богдановича я заключил под стражу, назавтра прибежал его адвокатишка — он потом в Израиль уехал, я уж и забыл, как фамилия. Пытался на суде очернить Воронову, раздобыл на Богдановича такие характеристики, что в самую пору ему памятник ставить при жизни. Оформили дело по сто семнадцатой: «Изнасилование, сопряженное с угрозой убийством и нанесением тяжкого телесного повреждения».

Уехал Богданович на Урал шахты рыть. А через пять лет — я тогда уже в министерстве работал, после путча треть следователей сменились — это дело опять всплыло. Рознер добился пересмотра. Это адвокат весомый, он гэкачепистов отмывал, а еще раньше — детишек цековских и торгашей из тех, что покровительствовали Богдановичу. Поручили дело Донцу. И как хитро все было продумано: чтобы я ни о чем не узнал, тихо-тихо провести расследование в рамках горпрокуратуры по «вновь открывшимся». К тому времени уже ни патронов, ни прочего в деле не оказалось, а главное — Воронова… Настолько явно купили ее, что и доказательств не требовалось: «Мне могло показаться, испугалась я, может, это и не пистолет был вовсе, а какой-нибудь другой предмет, не могу поручиться теперь, не помню!.. Изнасиловал — да, а чтобы угрожал… Говорил, что убьет, а пистолета не видела». Как по тексту пьесы. Ну да что значит в нашем деле «ясно» и «не требуется доказательств»? Требуются, конечно. Я возьми да и скажи про всю эту новую власть и тех, кто до кормушки дорвался: вот, мол, ваша долбаная свобода и ваша демократия вместе с рыночными отношениями. Все, мол, покупается, и все продается. Фемиду, мол, и ту купили. Мало ГКЧП на вас, мздоимцев, тварей, стрелять вас нужно! Короче, разошелся. Мне мое активное партийное прошлое припомнили. У Шорникова и Донца в Генпрокуратуре мохнатая лапа была, чуть ли не сам Генеральный. Меня за «преступные злоупотребления», как ни странно, из рядов не выперли, но за «высказывания, не совместимые с должностью руководящего работника правоохранительных органов» из министерства убрали. А в отделении — что ж, зарплата небольшая, все свои, живем дружно, делаем свое дело на вверенной территории. Случись какая драка, или вот, к примеру, Неледина этого отметелили, квартирку его съемную подломили. Занимаемся.