Не кради мои годы - Кларк Мэри Хиггинс

Марии об этом рассказывать было слишком рано. Вместо этого Эльвира произнесла:

– Мария, давай выпьем чаю и ты мне все расскажешь.

– «Все» – это лишь то, что детективы считают маму убийцей. «Все» – это то, что я не удивлюсь, если они ее арестуют, – сказала Мария, стараясь говорить спокойно.

В это время раздался звонок в дверь.

– Господи, умоляю, только не детективы! – прошептала она, вставая.

Это был Ллойд Скотт. Он начал сразу о деле:

– Мария, только что мне позвонил детектив Бенет. Против твоей мамы выдвинуто обвинение, как принято говорить у нас. Он разрешил мне отвезти ее в следственный отдел в Хакенсэк, нам надо собираться. Там у нее возьмут отпечатки пальцев, сфотографируют, а потом поместят в тюрьму. Я крайне сожалею.

– Но они не могут посадить ее в тюрьму теперь, – возмутилась Мария. – Господи, Ллойд, неужели они не понимают, в каком она состоянии?

– Думаю, что перед тем, как назначить сумму залога, судья распорядится о психиатрической экспертизе, чтобы не ошибиться с размером выплаты. Это означает, что до вечера, а возможно, и до завтра она будет в психиатрической больнице. Какое-то время она не сможет находиться дома.

В этот момент в дом из патио вошли Уилли, Кэтлин и Дейла.

– Так много шума… Так много крови, – повторяла Кэтлин, обращаясь к Уилли, на этот раз спокойным, певучим голосом.

Его тайное убежище находилось в пустом на первый взгляд складе на дальнем восточном краю нижнего Манхэттена. Верхние окна склада была зарешечены, металлическая передняя дверь заперта. Чтобы войти внутрь, ему надо было объехать здание мимо старого складского дока в сторону двойных ржавых железных ворот гаража, которые всякому прохожему показались бы совершенно ветхими. Но когда двери открывались с помощью дистанционного устройства в его машине, то можно было проехать прямо на глухой бетонный первый этаж.

Он вышел из машины и стоял в этом просторном пыльном пространстве. Если бы по какой-то ужасной случайности кто-нибудь забрался сюда, то не нашел бы здесь ничего.

Он направился к задней стене, и в пустоте разнеслось эхо шагов. Он наклонился, отодвинул грязную крышку и нажал на тайную кнопку. С потолка медленно опустился лифт. Войдя в кабину, он нажал на другую кнопку, и когда лифт стал медленно подниматься, закрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошлое. Когда лифт остановился, он глубоко вздохнул в предвкушении и переступил порог. Включив свет, он снова оказался среди своих сокровищ, которые либо украл, либо тайно купил.

Комната без окон была просторная, как та, что внизу, но сходство на этом заканчивалось. Посередине лежал роскошный яркий ковер с причудливым узором. Диван, кресла, лампы и столы красиво располагались на нем – мини-гостиная среди сокровищ музея. Статуи, картины, гобелены и шкафы с драгоценной посудой и украшениями, а также столы заполняли все пространство комнаты.

Он сразу почувствовал покой, который навевали на него предметы прошлого. Он мечтал подольше бывать здесь, но это было невозможно. Теперь ему было некогда даже посетить два верхних этажа.

Он позволил себе присесть на диван всего на несколько минут. Взгляд блуждал от одного предмета его коллекции к другому, переполняя его наслаждением от окружающей красоты.

Но все это меркло перед письмом Иосифа Аримафейского. Джонатан ему его показал. Он мгновенно понял, что это подлинная рукопись. Невозможно, чтобы это была подделка. Письмо, написанное две тысячи лет назад самим Христом. В сравнении с этим Великая хартия вольностей, Конституция и Декларация независимости теряли свою значительность. Ничто, ничто не могло быть и не будет более ценным. Он должен это иметь.

У него зазвонил мобильный телефон. Номер был предоплаченный, и отследить его было невозможно. Этот номер знал только один человек, потом можно было его выбросить и купить новый.

– Почему ты звонишь мне? – спросил он.

– Только что сообщили в новостях. Кэтлин арестована и обвиняется в убийстве Джонатана. Неплохой вариант для тебя, не так ли?

– Совершенно необязательно звонить мне по такому поводу, я бы и сам скоро узнал из новостей, – произнес он холодным голосом и понял, что выдал свой испуг.

Ей доверять нельзя. Хуже того, было ясно, что она начинает чувствовать свою власть над ним.

Он прервал звонок. Потом непозволительно долго обдумывал наилучший способ разрешить эту ситуацию. Все хорошо обдумав, он снова позвонил ей и назначил встречу.

Скоро.

В воскресенье вечером Лилиан Стюарт с большим облегчением приняла решение не говорить полиции, что Джонатан дал ей рукопись на хранение. С ней уже связывались двое из их тесной компании. Каждый прямо сказал, что если рукопись у нее, то он смог бы тихо найти ей покупателя… и за большие деньги.

Ее первый порыв был рассказать полиции, что рукопись у нее. Она знала, что если это именно то, что подозревал Джонатан, то письмо принадлежало Библиотеке Ватикана. Но потом она вспомнила о пяти годах, которые посвятила Джонатану, но в итоге ничего не получила, кроме сердечной боли. С горечью Лилиан подумала, что имеет право взять все, что сможет.

«Если вздумаю продать одному из них, то лишь за наличные, – решила она. – Никаких банковских переводов. Если вдруг у меня на счету появятся два миллиона долларов, то, насколько я знаю, банк должен будет сообщить правительству. Просто положу деньги в банковскую ячейку и буду брать постепенно, на тот случай, если они меня проверят. Мне не придется паниковать. Каково это – иметь два миллиона долларов? Лучше было бы иметь Джонатана, – грустно подумала она, – но поскольку его у меня нет, то сделаю именно так».

Лилиан посмотрела на часы. Без пяти минут шесть. Она сходила на кухню, налила себе бокал вина, пошла с ним в свой кабинетик, свернулась калачиком на диване и включила телевизор. Через пару минут начнутся шестичасовые новости.

«Если бы мама была жива, знаю, что бы она подумала обо всем этом, – сказала себе Лилиан. – Мама была умница. Отцу страшно не везло. Имя у него было впечатляющее, Прескотт Стюарт. Думаю, назвав его так, бабушка думала, что он сможет создать что-нибудь свое».

Отцу Лилиан было всего двадцать один год, а маме только что исполнилось восемнадцать, когда они сбежали. Маме отчаянно хотелось выбраться из дома – ее отец безнадежно спивался, издеваясь над ней и мамой как физически, так и морально.

«Получилось так, что мать прыгнула из огня да в полымя, – подумала Лилиан. – Папа был безвольный игрок. У них за душой не было ни гроша, но мама терпела его, пока мне не исполнилось восемнадцать, потому что она боялась, что он отнимет меня у нее через суд. Знаю, если бы она была здесь, то твердо заявила бы, что рукопись принадлежит Библиотеке Ватикана. Ее взбесила бы одна только мысль оставить ее себе. Похоже, во мне гораздо больше папиного, чем я думала.

Это просто сумасшествие, – думала она дальше. – Главная причина, по которой Джонатан не развелся с Кэтлин, в том, что Мария больше никогда не заговорила бы с ним. Мама перестала бы со мной разговаривать, если бы знала, что я способна на такое. Но, к сожалению, мне не надо беспокоиться о том, что она подумает. Как же мне ее не хватает!»

Боль от воспоминания того полдня, когда Джонатан позвонил и сказал, что придет поговорить, снова заныла в ней.

– Лили, трудно об этом говорить, но я не смогу больше видеться с тобой.

«Голос у него был такой, словно он плачет, но тон решительный, – со злостью подумала Лилиан. – Он так сильно меня любил, что бросил, а потом его застрелили, несмотря на все благородные намерения восстановить отношения с Марией и посвятить себя заботе о Кэтлин.

У них с Кэтлин было сорок лет совместного счастья, пока она не заболела. Разве этого ей не достаточно? Последние несколько лет она часто даже не понимала, кто он такой. Чего добивался Джонатан? Почему он не понимал, что должен мне что-то? В конечном итоге у них с Марией все наладилось бы – она же знала, насколько плоха была ее мать и через что приходилось пройти ее отцу. Даже она должна была честно признать, что не имела с этим дела ежеминутно, день изо дня, в отличие от Джонатана».

Начались шестичасовые новости, и главной была история смерти профессора Лайонса. Вокруг здания суда собралась толпа журналистов. Репортер Си-би-эс сообщал:

– Я стою на ступенях здания суда Берген Каунти и Хакенсэк, Нью-Джерси. Как вы можете видеть на записи, сделанной всего около часа назад, семидесятилетняя Кэтлин Лайонс в сопровождении известного адвоката Ллойда Скотта и ее дочери Марии Лайонс прошла в здание суда, а далее – на второй этаж, где поступит в распоряжение прокурора округа Берген. После почти недельного расследования ей предъявлено обвинение в убийстве ее мужа Джонатана Лайонса, который был найден мертвым в собственном доме в Мауа на прошлой неделе. Сообщается, что Кэтлин Лайонс, которая, насколько известно из достоверных источников, страдает тяжелой формой болезни Альцгеймера, была найдена спрятавшейся в шкафу, держащей в руках пистолет, из которого и убила мужа…