Не кради мои годы - Кларк Мэри Хиггинс

Но в тот вечер мама ни за что бы не смогла пробраться в кабинет и ключом открыть ящик, когда отец сидел на столом.

Пистолет мог лежать где угодно многие месяцы и даже годы. Никаких сомнений, что отец потерял интерес к стрельбе много лет назад.

Даже горячая чашка в руках Марии не помогала избавиться от озноба, разлитого по всему телу. Отец иногда брал маму в тир, ей тоже хотелось пострелять. Но это было лет десять назад. Он говорил, что у нее отлично получалось.

Пытаясь не думать, куда мог завести ее такой ход мыслей, Мария заставила себя думать о разговоре с отцом Эйденом перед отъездом из клуба. Девять дней назад папа встречался с ним и рассказал, что, как ему казалось, нашел письмо Христа к Иосифу Аримафейскому. Папа был уверен, что это рукопись, украденная из Библиотеки Ватикана в пятнадцатом веке. Кто же тот эксперт, кому он ее показал? Так, минуточку… Отец Эйден сказал: папа беспокоился, что один из экспертов заинтересовался лишь ее материальной ценностью. Если верить отцу Эйдену, папа показал рукопись более чем одному специалисту.

«Где же теперь эта рукопись? Господи, неужели она здесь, среди бумаг отца? Надо ее найти. Но какая от этого польза? Среди всех рукописей отца узнать ее будет сложно. Но если она была у папы и он собирался вернуть ее в Ватикан, то могла ли она быть украдена после того, как отца застрелили?»

На кухне раздался телефонный звонок, и Мария помчалась туда, чтобы ответить. Это был Бенет с просьбой приехать вместе с детективом Родригес утром часов в одиннадцать и поговорить с Марией и ее матерью.

– Конечно, можно, – ответила она.

Мария вдруг поняла, что заговорила шепотом: у нее так перехватило дыхание, что слова просто застревали в горле.

Супруги Ллойд и Лайза Скотт, разменявшие шестой десяток, жили по соседству с Джонатаном и Кэтлин Лайонс уже двадцать пять лет. Ллойд был успешным криминальным адвокатом, а Лайза, манекенщица в отставке, превратила свою любовь к украшениям в неплохой бизнес. Она создавала их из хрусталя и полудрагоценных камней для большого списка частных клиентов. Некоторые из работ были продуктом ее собственного сочинения, другие стали плодом вдохновения от прекрасных украшений, собранных Лайзой по всему свету. Ее собственная коллекция теперь стоила не меньше трех миллионов долларов.

Лысеющий, располневший, с бледно-голубыми глазами, Ллойд составлял неудачную партию для своей красавицы-жены. После тридцати лет семейного счастья он иногда просыпался по ночам, недоумевая, что она в нем нашла. Огромное удовольствие ему доставляло потакать ее страсти к тому, что он называл безделушками.

Устав от постоянных походов к депозитному сейфу в банке, они недавно решились установить дома, как им казалось, непроницаемый сейф возле гардеробной комнаты Лайзы, а также немыслимо сложную охранную систему.

Супруги держали на Манхэттене квартиру на тот случай, если им приходилось задерживаться на ночь в Нью-Йорке по делам или в гостях. Но, несмотря на то что репутация Ллойда и его доходы продолжали расти, ни один из них не допускал мысли избавиться от красивого кирпичного оштукатуренного дома в стиле Тюдоров, который Ллойд унаследовал от своей матери. Им нравились их соседи и район в целом. С крыльца позади дома у них открывался дивный вид на горы Рамапо. Они оба были страстные путешественники и предпочитали тратить деньги на люксовые апартаменты по всему миру, а не на претенциозные особняки или дома с видом на море в Хэмптоне, как любил говорить Ллойд.

Известие об убийстве Джонатана они услышали в Японии и домой добрались только на следующее утро после похорон. Отлично зная о состоянии здоровья Кэтлин, они оба сильно опасались, что та могла быть замешана в трагедии.

В субботу утром в Мауа, едва избавившись от чемоданов, они сразу направились к соседям. Дверь открыла явно расстроенная Мария. Она быстро остановила поток их соболезнований.

– Здесь два детектива, – сказала она. – Они разговаривают с мамой. Прошлым вечером они просили разрешения поговорить с нами.

– Мне это не нравится, – сердито сказал Ллойд.

– Это потому, что в ту ночь они с папой были вдвоем… – Голос Марии задрожал, когда она попыталась сдержать эмоции, но вдруг выпалила: – Ллойд, это бессмысленно. Мама даже не понимает, что случилось. Сегодня утром она спросила меня, почему папа не спустился к завтраку.

Лайза взглянула на мужа. Как она и ожидала, его лицо начало приобретать выражение, которое она называла «никаких пленных». Ллойд слегка нахмурился, наморщил лоб, глаза под очками сузились, и он произнес:

– Мария, это моя территория. Не хочу быть назойливым, но независимо от того, понимает твоя мама, что происходит, или нет, она не должна отвечать на вопросы полицейских без официального представителя. Давай договоримся с тобой, что я займусь ее защитой.

Лайза взяла лицо Марии в свои ладони.

– Увидимся позже, – пообещала она и повернулась, чтобы уйти.

Это был жаркий августовский день. У себя дома Лайза настроила кондиционер на более низкую температуру, отправилась в кухню и, проходя мимо гостиной, заглянула в нее. Там царил идеальный порядок, и ее наполнило теплое чувство, как и после каждого путешествия. Независимо от того, насколько прекрасна была поездка, возвращение домой всегда доставляло ей истинное удовольствие.

Лайза решила ни к чему не придираться. На лужайке она неплотно позавтракала и подумала, что можно будет устроить ранний ланч, когда вернется Ллойд – он тоже проголодается. Даже не заглядывая в холодильник, она не сомневалась, что заботливая домработница, служившая им уже четверть века, набила его до отказа. И снова удержав себя от чего-нибудь вкусненького вроде крекера с сыром, она направила свои стопы в фойе, подхватила сумочку, в которой перевозила драгоценности во время путешествий, и сразу поднялась в спальню. Положив сумочку на кровать, открыла ее и вынула кожаные мешочки с драгоценностями.

«В этот раз я хотя бы послушалась Ллойда и не взяла с собой так много, как обычно, – подумала она. – Жаль, что не захватила изумруды для капитанского обеда на корабле… Ну да ладно».

Разложив на кровати кольца, браслеты, серьги и ожерелья, она внимательно их осмотрела, еще раз убедившись, что все драгоценности вернулись домой. Потом переложила их на поднос на туалетном столике, отнесла в гардеробную и открыла дверцу шкафа. Там скрывался внушительный стальной сейф. Набрав комбинацию из цифр, она потянула дверцу.

Внутри сейфа располагались десять выдвижных ящичков, выстланных бархатом. Лайза вынула верхний и ахнула, затем нервно стала вынимать один ящичек за другим. Вместо прекрасных и дорогих сверкающих украшений на нее глядела пустота черного бархата.

Сейф был пуст.

Со звонком Марии Эльвира решила повременить до следующего утра.

– Уилли, ты же знаешь, как это бывает после похорон. Настроение совершенно никакое. Уверена, что дома Марии захочется тишины. И только Богу известно, что творится в голове у Кэтлин.

Шесть сестер Уилли ушли в монастырь. Седьмая, самая старшая и единственная замужняя, умерла пятнадцать лет назад. Уилли все еще помнил, с какой радостью после долгого полета он вернулся домой в Джэксон Хайтс после похорон в Небраске. Эльвира приготовила ему сэндвич и холодное пиво, дав ему возможность спокойно посидеть в раздумьях о Мадлен, которую он любил больше всех сестер. Мадлен была тихая и понимающая, такая непохожая на прекрасную, но властную сестру Корделию, вторую по старшинству.

– Когда в последний раз мы были в доме Джонатана на ужине? – спросила Эльвира. – Я не ошибаюсь, что это было два месяца назад, в конце июня?

Она закончила разбирать вещи для прачечной и химчистки. Теперь, счастливо одевшаяся в любимую хлопковую футболку и просторные брюки, женщина уселась напротив Уилли в их квартире на юге Центрального парка.

– Да, Джонатан пригласил нас, а еще там были Мария, Ричард и Грэг. И те двое других, которые всегда ездили с ним во все поездки. Ты знаешь, кто они. Как их звали? – Задумавшись, Эльвира нахмурила лоб, используя приемы обострения памяти, о которых узнала на курсах Дэйла Карнеги, где обучалась после того, как они выиграли в лотерею. – Один из них информация. Новость… сплетня… весть… Да, именно, его звали Уэст. Альберт Уэст, такой маленький, с басовитым голосом. Другого звали Михаэльсон. Его запомнить легко. Михаэль мое самое любимое имя. Просто добавь «сон», и вот он вам.

– Его имя Чарльз, – вызвался помочь Уилли. – И спорю, что никто никогда не называл его Чарли. Ты помнишь, как здорово он прижал Уэста, когда тот не смог точно назвать одну из развалин на фотографии, которую они нам показали?

Эльвира кивнула.

– Помню, Кэтлин была тогда очень мила. Казалось, ей нравилось разглядывать фотографии, и про Лили она не сказала ни слова.

– Полагаю, Лили тоже была в той поездке, хотя на фотографиях ее и не было.