Как свежи были розы в аду - Михайлова Евгения

– Не уходи, Александр, – раздался звучный голос Надежды. Она лежала на кровати. Рядом опять стояли чужие люди…

– Ради бога, – попросил Александр. – Я не хочу никаких объяснений, разговоров. Дайте мне, пожалуйста, уйти. Больше не могу.

Он быстро вышел в прихожую, в глазах потемнело, руки дрожали, он остановился, чтобы сообразить, что должен сделать и в каком порядке, чтобы оказаться на свободе.

– Подожди! – раздалось за его спиной. – Ты все не так понял, но это неважно. Потом поймешь. Просто готовы бумаги, которые ты должен подписать…

– Нет, – сказал он. – Я сейчас не могу. Я позвоню, приеду, сделаю все, что ты хочешь. Только не теперь, Надя. Отпусти меня.

И тут он услышал хриплый смех Валентины, как тогда, в день гибели Веры… Он ничего не понимал. Ему казалось, что они все окружили его, или это все на самом деле… Кто-то сунул ему ручку в ладонь, кто-то подтолкнул к тумбочке, на которой лежала какая-то бумага.

– Вот здесь, – сказала Надежда.

Александр рванулся, в нем наконец проснулась ярость. Он разрушит и взорвет этот кошмар, этот навязанный бред. Он понял, что должен как можно быстрее очутиться в другом месте, в другом доме, с другими, на самом деле близкими людьми.

– Мне нужно домой. Меня ждут Ира и Аня, – выговорил он. – Дайте мне выйти, или я убью вас всех.

Кто-то сильно сдавил сзади его шею, смех Валентины стал истеричнее и громче, звучал прямо рядом с ухом, ему было нечем дышать, его покинули силы, к нему вернулся панический страх. Он поставил свою подпись на той бумаге, и ему показалось, что он спасает свою жизнь. А шею продолжали сдавливать, и сердце вдруг стало расти, вырываться из ребер… Дыхание затрепетало, как умирающий птенец. И оборвалось. Он видел уже сверху, из-под какого-то прозрачного купола, как падает на пол его крупное тело, как стынут руки, гаснут глаза… Страшного вопля Надежды он не услышал.

Валентин утром проводил Марину на работу и набрал справочную «Скорой».

– Девушка, с вами говорит адвокат Петров. Я разыскиваю свидетеля по очень важному делу. Он пропал в ночь с 20 на 21 июня. Он мог стать объектом нападения и даже убийства. Мне можно посмотреть записи о том, кого доставляли в больницы и морги в эту ночь?

– Это не ко мне, а к руководству. Приезжайте со своим паспортом.

…Через полтора часа Валентин уже просматривал сводки той ночи.

– Видите, какая уйма народу, – сказала ему хмурая женщина. – Я только не понимаю, как это вы не знаете фамилии своего свидетеля?

– Он не успел ее назвать. Или побоялся по телефону, – Валентин посмотрел на женщину честными глазами. – Просто позвонил, сообщил, что едет ко мне с важными сведениями. И не приехал.

– Ну здрасьте. Может, он передумал.

– Не исключено. Это дело особой важности, свидетель мог быть под наблюдением.

– Так вы его не видели, не знаете, как зовут, как искать-то?

– Он позвонил и сказал, что находится недалеко от моего дома… Конечно, этого мало, но все же информация.

– Давайте искать по адресу, хотя его ж увезти могли…

– Вы очень умный человек, – согласился Валентин. – Я об этом тоже подумал.

Женщина от комплимента даже стала менее хмурой, они начали активно изучать сводки.

– Как вас зовут? – спросил Валентин.

– Зинаида Васильевна… Можно Зина.

– Очень приятно. Меня Валентин.

– Я знаю, – улыбнулась Зина. – Я вас по телевизору видела… Что-то не нахожу раненых-убитых… Трудная у вас работа, да? Если его бандиты убили, кто ж ему «Скорую» вызовет… Выкинули где-то… Нет, конечно, может, он и живой или убежал, – она уже явно увлеклась этим детективом. – Ой! Есть кто-то. Только не ночью, а утром 21-го. Травма черепа, потеря крови, состояние тяжелое, без документов. В реанимации районной больницы. Думаете, ваш?

– Не знаю. Но благодарен вам безмерно.

– Хотите, я позвоню, выясню, жив ли он? – предложила взволнованная Зина.

– Еще бы!

Зина позвонила, поговорила, посмотрела на Валентина гордым взглядом.

– Живой! Но плохой… Он вам и сказать-то ничего не сможет, наверное.

– Ну, нет так нет. Главное, есть от чего плясать. В смысле – искать. Заодно и на преступников выйдем.

– Да? – Зина застеснялась, но все же смущенно сказала: – А вам нельзя позвонить? Ну, узнать, как там… Просто интересно.

– Конечно. Вот моя карточка. Я к вашим услугам. Еще раз большое спасибо. Одна просьба: никому ни слова! Тайна следствия, поднимаете, да?

– Ну что вы! Конечно! Вы не беспокойтесь.

Валентин вышел, сел в машину и глубоко задумался. Что он хочет выяснить? Ну, допустим, в больнице лежит на самом деле тот человек, что напал на Марину, хотел ее изнасиловать или сделал это – у Валентина похолодело сердце. Допустим, он каким-то образом находит этому подтверждение. Что дальше? Припереть Марину доказательствами и уликами? Заставить ее признаться в том, что она искалечила насильника? Он не станет этого делать, разумеется. Она ничего никогда не узнает о его расследовании. Зачем же он едет в эту больницу? Да из-за полноты информации. Эта долбаная полнота информации, которая из профессиональной привычки переросла в смысл жизни. Если это насильник, если он помнит, кто его ударил по голове, если сможет сказать… Если Марина в отчаянии сделала это каким-то образом – камень под рукой оказался, то…

– То добью урода, – Валентин выплюнул сигарету в окно и сжал руль задрожавшими от ярости пальцами.

…В больнице он объяснил ситуацию заведующему хирургическим отделением – пожилому человеку с красивым темноглазым лицом.

– Николай Иванович, как вы думаете, он в ближайшее время будет говорить?

– Ну, мне сказали, что он, наверное, ваш свидетель или не свидетель. Да кто ж знает, заговорит, не заговорит. Ну, вытащили мы осколки костей и стекла из его черепушки… Это не совсем наш профиль. Мы сообщили в полицию, чтоб родственников нашли. В нейрохирургию его надо переводить. А там, сами понимаете, не дешево все. Но мы его вечно держать не можем. И ухода такого у нас нет…

– Нельзя на него посмотреть?

– Посмотрите. Вот халат. Пошли.

Они прошли по узкому коридору в какой-то закуток типа изолятора. Там под капельницей лежал неподвижно человек с забинтованной головой. Глаза его были закрыты. Валентин подошел к нему близко, наклонился, разглядывая отекшее сероватое лицо… Выпрямился.

– Это мой свидетель, – сказал он. – Дайте, пожалуйста, полиции отбой. Если им сильно захочется помочь несчастному, дайте мой телефон. Я подумаю, как найти его родственников. Решу вопрос с его переводом от вас.

– Мое вам за это спасибо. У нас каждый метр, каждая пара рук на учете. И все везут, везут, как с войны.

Валентин почти выбежал из больницы. Он опять схватил свой адвокатский фарт, о котором все говорят. Искал мерзавца с личной мечтой – добить его, нашел действительно нужного пропавшего свидетеля. Разумеется, он придумает способ не подставить Марину. Если Антонов заговорит, то он ему объяснит, что признание в нападении на Марину станет его последним сказанием. Но жить и говорить мерзавец должен. Хотя бы для того, чтобы сесть за убийство Надежды Ветлицкой. Валентин набрал номер Сергея.

– Не помешал? Чем занимаешься?

– Ты не поверишь. Спасаю сына твоей подзащитной. Кольку Гришкина. Вляпался он в дерьмо по самую макушку. Устроился в левый банк, чтобы долги выбивать. Результат: лежит дома с разбитой рожей, а бандиты на него долг переоформляют. Такая милая схема.

– И что ты? – безучастно спросил Валентин.

– Ну, есть люди… Объясняют, что он нужен родине, Колька Гришкин. И вообще он знаменитость. Вроде согласились забыть, что он у них на договоре был. Не большая потеря. У них таких дураков – море.

– Молодец.

– Рад стараться. Я еще и вещички его папашки прихватил. Отдал Земцову на предмет отпечатков, волос и всего прочего… Раз нет самого папашки.

– Есть, Сережа. Забавное совпадение, но он лежит в больнице с проломленной головой.

– Да ты что! Кто ж его? Может, он сыну помогал в его самоотверженном труде?

– Нет. Точно – нет. Роман Антонов и какой-либо труд, даже такой, – вещи несовместимые. Сережа, тут такая ситуация, я даже не уверен, что тебе расскажу.

– Не хочешь подъехать? Ну, чтоб помолчать хотя бы.

– Хочу. Водки куплю по дороге. Давай напьемся, как люди.

Слава читал разворот в «желтом» таблоиде о тайнах семьи поэта Майорова, когда в кабинет привели Валентину Ветлицкую.

– Читаю вот, – показал ей Земцов газету с фотографями участников событий. – Вы тут и с мамой, и с папой, и с отчимом… Мне нравится эта фотка, – он показал снимок, на котором юная Вера Ветлицкая держала на руках маленького ребенка в белом платье с рюшами. У девочки были огромные глазищи на перепуганном личике, а Вера смотрела в объектив нежно, трогательно, кротко, как мадонна.