Правда о первой ночи - Данилова Анна

Наим. Я не видела его почти год. Как-то так получалось, что мы не совпадали – ни в Москве, ни в Стамбуле. Он очень занятой человек, очень… Или же просто не хотел видеть меня? Боялся, что ему будет больно?

Я думала обо всем этом, пока мы неслись сломя голову из аэропорта к нему домой. Мюстеджеп радовался моему приезду, я видела это по его глазам, да и чувствовала, что там, куда мы едем, нас тоже с нетерпением ждут, что наш приезд в этот дом станет праздником.

 Мы вышли из машины и, пройдя по дорожке между розовых кустов, остановились перед калиткой – это был один из входов в сад Наима. Мюстеджеп нарочно привез нас сюда, чтобы я успокоилась и не думала больше о преследователе, что даже если он и был, то не понял, к кому мы приехали, в какой из трех, расположенных прямо на берегу Босфора, дом. Сад был тенист, ухожен и благоухал цветами, растущими на клумбах и в многочисленных мраморных чашах. Валентина, потрогав крепкие, словно мускулистые, ветви инжира, приняла его за каштан. Я понимала, что у нее легкий шок в связи с приездом, что она чувствует себя неуверенно, всего боится и больше всего – меня, но в душе обещала себе, что вот сейчас, еще немного, и я, успокоенная, наконец-то смогу уделить ей должное внимание, что я все объясню и расскажу ей, но время шло, мы довольно долго ехали к Наиму, а я так и не смогла найти ни нужных и теплых слов для нее, ни настоящей искренней улыбки, ничего… Вся была как комок нервов. И уже не ревность к Александру, а какая-то непонятная, болезненная усталость сделала меня такой.

 Мы подошли к широкой мраморной лестнице, и здесь, среди колонн и растущих в кадках пальм, вдруг увидели павлина! Валентина схватила меня за руку. Впечатлительная девочка.

– Это и есть Наим, – пошутила я, ущипнув ее за щеку.

Глава 24

Подойдя к дому, я увидела сначала павлина, а потом заметила красивого, лет шестидесяти, мужчину, высокого, со светлой кожей и копной снежно-седых волос. Он больше походил на старого еврея, нежели на турка, каким я себе представляла Наима. В его лице проскальзывало что-то птичье, наверное, его делал таким крупный, похожий на клюв, нос, глаза же были темными, спокойными, веселыми. Он подхватил Еву и закружил, прижимая к себе и бормоча что-то на своем птичьем языке… Они оба радовались встрече, Наим поставил свою русскую гостью перед собой и долго смотрел, словно не мог наглядеться, нарадоваться.

– Наим, вот Валентина, моя подруга, про которую я тебе писала. – Раскрасневшаяся Ева, явно смущаясь, представила меня своему султану. Хотя нет, на султана он явно не тянул – слишком по-европейски выглядел: легкая светлая рубашка с закатанными рукавами и заправленная в белые джинсы, белые теннисные туфли.

– Привет, – улыбнулся мне Наим, – как тебе Стамбул?

Он говорил по-русски почти без акцента! Это радовало меня, хотя я не могла понять, почему они оба, Ева и Наим, не могли хотя бы из уважения ко мне разговаривать между собой на русском. Видимо, турецкий язык был им обоим ближе, он роднил их.

– Я мало что видела, одну дорогу да немного крепостной стены, – покраснела я, чувствуя, как мне трудно говорить с этим человеком.

– Мы потом покатаемся по городу, я сам расскажу о Стамбуле, он понравится тебе… А теперь – в дом. Айтен приготовила ужин. Ты помнишь Айтен? – обратился он уже к Еве. – Она до сих пор с нами…

Ба! Да у него есть жена! Какая неожиданность, если учесть, что до этого момента я была уверена, что между Евой и Наимом существуют (или хотя бы существовали), мягко говоря, романтические отношения. Айтен… Интересно, как выглядит эта женщина, жена миллионера, наверное, молоденькая смазливая девчонка или, напротив, закутанная в темные одежды, истерзанная многочисленными родами тетка?

Из глубины дома вышел Мюстеджеп и что-то сказал, обращаясь к Наиму, тот кивнул головой:

– Айда, сейчас немного колы, лимонада, а потом поужинаем…

Гостиную они называли салоном. Это была просторная комната, устланная коврами, по периметру которой стояли широкие, мягкие на вид диваны, покрытые узорчатыми голубыми покрывалами, а в центре, на скатерти густого фиолетового цвета с золотистым орнаментом, стоял круглый, низкий, чуть повыше пола, стол темно-вишневого цвета, с бортиками, вокруг которого были разложены красные большие подушки.

Внезапно появившаяся здесь маленькая женщина с коротко остриженной головой, в черных брючках и белоснежной блузке, расшитой бисером, с очень добрым лицом и огромными карими глазами, подошла ко мне и обняла, поцеловала в обе щеки и только потом, после небольшой паузы, в течение которой она с улыбкой и со слезами на глазах разглядывала Еву, поцеловала и ее.