Дама с коготками - Донцова Дарья

– Таблетки тогда зачем пила?

– Наркота, – сухо сообщил отец. – Сначала все из коробочки ела, потом колоться стала. В больницу положили, в восемнадцатую, а там тюрьма! Вышла – и по новой.

Мать снова залилась пьяными слезами и принялась бессвязно рассказывать.

Выходило, что они с мужем всю жизнь проработали вместе в обувной мастерской. Он с молотком, она за швейной машинкой. Жили как все, пили как все. Из жизненных удач – одна, зато крупная. На самой заре перестройки, в конце 1985 года, им, очередникам с двадцатилетним стажем, неожиданно дали квартиру в новостройке. «Гуляли тогда, – причмокивал мужик, – целый месяц». В такой семье неожиданно выросла умненькая девочка, отлично закончившая школу, выучившая сама, без репетиторов, английский и поступившая без проблем в институт.

На первом курсе Милочка стала жаловаться, что одета хуже всех и денег никогда нет. Мать с отцом только разводили руками, чинить обувь стало так дорого, что народ перестал ходить в мастерскую. Мила поубивалась немного, потом вдруг откуда-то появились новые платья. Сначала на вопросы родителей девушка коротко отвечала: «Подруга поносить дала». Потом как-то раз заявилась в шубе и, протягивая изумленной матери сто долларов, сообщила, что устроилась на работу в американскую фирму, торговать гербалайфом. Родители пришли в полный восторг. Удивляло их только одно: на работу дочь отправлялась после девяти вечера, возвращалась под утро, а то и вовсе пропадала на два-три дня. «Езжу по провинции с товаром», – объясняла матери. Та, радуясь, что дочь регулярно приносит деньги, не лезла в душу.

Потом начались странности. Мила могла целый день ничего не есть, а ночью кинуться к холодильнику и смести все с полок. Девушку мучила постоянная жажда. Настроение у нее менялось сто раз на дню, бизнес перестал приносить прежний доход, дотации родителям сократились. Мила без конца глотала какие-то таблетки, ссылаясь на головную боль, но на работу все равно ходила исправно. И лишь когда отец нашел в помойке шприц с ампулами, у родителей открылись глаза. Ни отец, ни мать не находили ничего плохого в водке, частенько попивали, потом горланили песни. Но наркотики, по их мнению, были кошмаром. Проявив несвойственную твердость, предки поволокли девушку к врачу и запихнули в больницу. Наверное, Мила сама хотела избавиться от зависимости, потому что покорно выполняла все рекомендации и выписалась почти здоровой. С работы ее, конечно, уволили.

Повалявшись месяц дома на диване, она попыталась устроиться на разные места, но безуспешно. Однажды, уйдя с самого утра, она не пришла ночевать, а на следующий день позвонили из милиции и велели приходить на опознание. Милочка скончалась от передозировки. Нашли тело собачники, сумочка лежала рядом. В ней паспорт и кошелек с мелочью.

– Целый месяц после больницы не кололась? – уточнила я.

– Недолго продержалась, – сокрушалась мать.

– Как называлась фирма, где она работала?

Ни отец, ни мать не знали. Фирма и фирма, вон их сколько.

Поглядев на опухшие лица и водянистые глаза, я достала кошелек и велела мужику купить еще водки, а бабе притащить закуску. Алкоголики послушно взяли сумку и ушли, оставив меня в одиночестве.

Как только за ними захлопнулась дверь, я пошла в комнату Милы. Маленькая, метров десять, не больше. Из мебели старенький диванчик, книжная полка, небольшой платяной шкаф и письменный стол. Гардероб сиял пустотой. Родители-пьяницы скорей всего сразу продали оставшуюся одежду и шубу. На полке – обычный набор учебников и два дамских романа. Оставшийся без хозяйки плюшевый слон грустно глядел пуговичными глазами. Я взяла игрушку в руки. На животе элефанта обнаружилась молния, внутри небольшая записная книжка. Страницы пестрели именами, телефонами, цифрами.

Из коридора донесся шум. Вернулись сапожники. Сунув книжечку в карман, я попрощалась с ними, пообещав подумать о покупке квартиры. Уходя, услышала, как отец, чертыхаясь, распечатывал бутылку.

Домой я заявилась к обеду. Маруся прямо из лицея поехала в Ветеринарную академию, Аркадий испарился в неизвестном направлении, Оля только что вернулась.

Сегодня Радов предложил ей чашечку кофе и сладкие булочки. Дальнейшее все как вчера: комната с задернутыми занавесками, удобная подушечка под спиной и… глубокий сон в течение двух часов.

– Черт-те что, – изумлялась невестка, – точно решила не спать и моментально задрыхла. Даже не вижу, какая мебель в комнате. Захожу, а там почти полная темнота. Завтра нарочно приеду раньше, скажу, часы вперед убежали.

Я вздохнула: и как только профессор ухитряется вогнать бедную Ольгу в сон? Чудеса, да и только.

После обеда стала изучать маленькую черную книжечку, переполненную информацией. Мелькали сплошь мужские имена – Дима, Валера, Костя, Леня. Рядом с телефонами стояли непонятные цифры и скобки. Я тупо глядела на верхнюю строчку – Павлик – 155-75-46 (150-20-15-30). Первое, ясное дело, телефон, а второе что? Может, позвонить? И я набрала номер. Подошел мужчина:

– Вам кого?

– Павлика.

– Я.

– Вас беспокоит подруга Милы Котовой. Исполняется годовщина со дня ее гибели, хотим собрать друзей на поминки.

Парень помолчал, потом буркнул:

– Не знаю никакую Милу!

Я набрала один за другим еще три номера. Милу не знал никто. Но ведь записала же она зачем-то телефоны этих мужчин?

Утомившись, я спустилась в гостиную, где Зайка опять пыталась сложить непонятную мозаику.

– Что это у тебя?

Ольга зевнула:

– Ненормальная преподавательница по истории живописи взяла десять открыток с картинами великих мастеров, разрезала на мелкие кусочки, перемешала и велела сложить заново, наклеить на лист бумаги и сдать ей. Хочет, видите ли, проверить, насколько хорошо мы знаем живопись.

Куча мелких обрывков впечатляла. Части были разных цветов, изредка попадались более-менее распознаваемые объекты. Вот этот кусок явно от картины Эль Греко «Святое семейство». Но сложить все невероятно трудно.

– Завтра вечером сдавать, – безнадежно вздохнула Зайка.

– Неси сюда альбомы, – предложила я, – подумаем вместе.

Через пару часов мы имели два произведения Рубенса, одно Моне, портрет Гойи. Еще через полчаса разобрались с Шишкиным и Дега. Первого сразу узнали по медведю, второго – по балетным туфлям. Труднее пришлось с Пикассо, никак не могли правильно совместить квадратики. В результате к вечеру на столе остались только непонятные темно-коричнево-бордовые куски. Мы головы сломали, листая энциклопедии и альбомы.

– Больше не могу, – простонала Ольга, – пусть ставит незачет.

К нам подключился вошедший Аркашка и в конце концов обнаружил искомое.

– Смотрите, – воскликнул он, – это явно Рембрандт.

Мы стали листать раздел, посвященный великому голландцу. Замелькали бесконечные иллюстрации. Одна картина показалась странно знакомой. На мрачном темно-коричневом фоне уродливое мужское лицо, на голове – ночной колпак. Старик противно усмехается, глядя на зрителей прищуренными глазами садиста. На крючковатом носу бородавка, глубоко запавшие щеки бороздят морщины. Редкий красавец!

Я стала читать пояснение. «Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669 гг.) – живописец, рисовальщик, офортист. Новаторское искусство Рембрандта отличается демократизмом, жизненностью образов. «Мужчина в колпаке» хранится в Лувре. У картины существовала пара – «Старуха со свечой». Полотно считается утерянным; несмотря на это, аукцион Сотби заочно оценил «Старуху» в два миллиона долларов».

Я подскочила на стуле. Любимая картина Владимира Сигизмундовича! Шедевр гениального предка! Бог мой, вот оно, сокровище. Сметая сложенное задание, под протестующие вопли Ольги я схватила телефон и сообщила Степану, что еду к нему, пусть не ложится спать.

– Может, завтра? – промямлил Степан.

Ждать столько времени, чтобы проверить догадку? Ну уж нет! И я завела «Пежо». Погода не мокрая, быстро доеду. Но не успела одолеть и полдороги, как в районе багажника застучало, машину повело. Я вылезла и обнаружила, что спустило заднее колесо. Задача простая для любого водителя, только не для меня. Нет, теоретически представляю, как и что, а вот практически просто не справиться с гайками. Придется нанять умельца. По счастью, неприятность произошла на оживленной улице, вокруг шныряли машины, и я остановила новенький, сверкающий джип. Передняя дверца распахнулась, высунулся парень, ровесник Аркадия. Почти бритый череп, шея как у пита Банди, кожаная куртка и золотая печатка на пальце.

– Слышишь, мамань, – обратился он ко мне, – сколько?

Вот уж не думала, что такие ребятки польстятся на копеечный заработок.

– Двести рублей.

Парнишка хохотнул.

– Они у тебя за такую цену что, резиновые?

Я обозлилась:

– Нет, деревянные и квадратные!

Браток так и покатился со смеху.

– Ну, маманька, ну, юмористка, показывай товар!