Три желания женщины-мечты - Донцова Дарья

— Ну и? Говори, наконец, в чем дело, — потребовал Платонов.

— Экий ты торопыга, — упрекнула я его. — Думаю, в момент, когда я постучала в дверь, у Николаевой в спальне находился некто, и она не хотела, чтобы я встретилась с этим человеком, попросила меня подождать за створкой, а таинственный незнакомец вылез в окно, спустился по наружной лестнице, наступил носками в лужу масла, вытекшего из сломанного генератора, пробежал по мокрой дорожке, наследил на паркете, на ступеньках и стоял в коридоре у двери Нины Анатольевны, чтобы подслушать не предназначенный для него разговор. Когда я собралась уйти, этот человек, чтобы не столкнуться со мной, поспешил к лестнице, но носки у него были в масле, ноги разъехались, вот он и схватился за столик, чтобы не упасть, уронил вазу и удрал. В особняке три этажа, таинственный посетитель Николаевой мог спуститься в столовую, кухню, гостиную, затаиться в кладовке, туалете, спрятаться в бане. Или драпанул на самый верх, там, в мансарде, расположены постирочная, гардеробная, гладильная комнаты, чулан, в котором хранится постельное белье.

— Странно, что у них хозблок под крышей, — удивился Андрей, — обычно его в цоколе размещают.

— В доме Николаевых подвал отсутствует. Здание вообще необычное, вспомни про квартиру Геннадия Петровича с отдельным входом из сада и лестницу, ведущую к окну Нины Анатольевны, — отметила я. — Дело за малым: надо узнать, кто бегает по дому в одних красных носках, и сообразить, по какой причине этот человек не хотел столкнуться со мной. В доме посторонних нет. Значит, к Нине Анатольевне могли заглянуть Элла, Алла, Виктор, Олег.

— Или Елизавета Гавриловна, — добавил Платонов.

— Бабушку можно исключить, — возразила я, — в девяносто лет из окна второго этажа по лестнице скакать не станешь.

— Старуха бодра, выглядит максимум на шестьдесят пять, — заспорил Платонов.

— Ладно, — сдалась я, — приму твое абсурдное предположение, что старуха способна на каскадерские трюки, к сведению. А теперь объясни, зачем скрывать от меня встречу с кем-либо из родственников? Ну, зашла мать после полуночи в комнату дочери. Или, допустим, Алла заглянула. И что? Обычная ситуация. По какой причине гость спешно удрал?

Спустившись утром к завтраку, я столкнулась у входа в столовую с Олегом, который держал в руке небольшой предмет, завернутый в фольгу.

— На съемку спешу, — пояснил он.

— Так рано? — удивилась я.

— Сегодня приедет журналист из Нижнегорска, — с восторгом произнес сын Нины Анатольевны, — не сказал когда, обещал в течение дня. Вдруг к девяти прикатит?

— Навряд ли, — улыбнулась я, — пресса любит поспать. Может, мне тоже подъехать?

— Нет, нет, — испугался режиссер, — интервью хотят взять исключительно у меня, вы не нужны. Да и про вас постоянно пишут, по телику показывают. Ничего, скоро я тоже стану медийным лицом… Ну, я побежал!

Я посмотрела вслед Олегу. Похоже, Алла, говорившая, что брата волнует только слава, права. Ради беседы с репортером Олег вскочил ни свет ни заря и перепугался, когда я сказала, что не прочь присутствовать при встрече. Хотя, собственно, что тут такого? Желание прославиться заставляет некоторых людей много и плодотворно работать.

Я вошла в столовую, улыбнулась Нине Анатольевне и услышала из холла недовольный голос Олега:

— Мать! Где ключи от твоей машины?

— Их Аллочка взяла, — ответила Нина Анатольевна, подавая мне тарелку. — Виола, дорогая, помню, как вам понравился кержач, приготовила вам на завтрак рагу из этой рыбки.

Я обреченно заулыбалась. Как бы намекнуть хозяйке, что меня тошнит при виде этого изыска? И зачем только я похвалила оладьи из неведомого обитателя вод…

— Какого черта Алка уехала на тачке? — сердито спросил режиссер, возвращаясь в столовую.

— Вчера один из постояльцев прожег на кухне в пансионе скатерть, и Аллуся отправилась купить новую, — мирно пояснила Нина Анатольевна. — Скоро вернется. Олежечек, а ты зачем ищешь сестру? Может, я чем помогу?

— Мать, — ледяным тоном продолжил сын, — Алка мне сто лет не нужна. Я же вчера сказал, что поставил свой джип в сервис, и велел тебе отдать мне ключи от своей машины. И как теперь ехать на съемки, а?

В столовую вбежала Элла и, услышав слова мужа, замерла. Нина Анатольевна, прикрыв рот рукой, охнула:

— Господи, совсем забыла… Прости, дорогой, я виновата!

Я ковыряла вилкой содержимое тарелки. Интересные, однако, порядки в доме Николаевых. Сыночек решил починить джип и, видите ли, велел матери отдать ему свою малолитражку. Разве она обязана выполнять приказы Олега? Легковушка принадлежит ей, отпрыск может лишь вежливо попросить разрешения временно ею воспользоваться.

— Из-за тебя я теперь опоздаю! — кипятился Олег. — Еще и нервничаю, сбиваю эмоциональный настрой…

— Олежечек, давай я вызову такси, — робко предложила Элла.

Муж повернулся к ней:

— Предлагаешь ехать в грязном, воняющем бензином салоне, слушая блатные песни по радио? Кто-нибудь в этой семье понимает, как тяжела и ответственна работа постановщика фильма? Вам не приходит в голову, что режиссеру нужно создать нормальные условия для творчества?

— Конечно, Олежек, — промямлила мать.

— У Нади, хозяйки винного магазина, сын извозом подрабатывает, — продолжила Элла, — можно его попросить. У парня новый «Мерседес», он возит звезд, которые на съемки прилетают.

— Считаешь, что тупой артист важнее режиссера? — пошел вразнос Олег. — Дура!

— Замолчи сейчас же, — сказала Елизавета Гавриловна, появляясь в столовой. — Будешь орать, печень лопнет, помрешь в одночасье. Ты еще ни одного шедевра не снял, не по заслугам запросы. Если бы не я, не видать бы тебе контракта на телесериал.

— Сейчас к Наде сбегаю, — засуетилась Элла.

— Сидеть! — скомандовала старуха. — Ну-ка, посмотрели все на меня. Кто вас кормит?

— Ты, мамочка, — залебезила дочь.

— Рада, что хоть ты правильно оцениваешь ситуацию, — почти миролюбиво продолжала бабка. — Вижу вокруг себя одних неудачников и лентяев. Олег за разными гениями стулья на площадках носил, чай им таскал, пока я с Зарецким не побеседовала. Нина сопли лила после смерти Геннадия, пока я не приказала пансион открыть. И что? Олег из себя Феллини корчит, а семейный бизнес из-за лени хозяек на ладан дышит. Почему у нас всегда три четверти номеров пустые? Отвечаю: завтрак дрянь, комнаты убраны отвратительно. И что я делаю, когда по вашей милости деньги в семейной кассе заканчиваются?

— Продаешь очередной экземпляр из папиного наследства, — подобострастно подсказала Нина Анатольевна.

Елизавета Гавриловна повернулась ко мне:

— Простите, дорогая Виола, вы невольно оказались в эпицентре нашего не очень приятного разговора. Но даже у меня, человека, идеально собой владеющего, случаются срывы. Мой муж, Анатолий Сергеевич Николаев, был старше меня и происходил из семьи очень богатых купцов. Его отец когда-то торговал рыбой, имел перерабатывающий завод. Он любил говорить: «Ассигнации — просто бумага». Поэтому прибыль свою вкладывал в ювелирные украшения, да приобретал не ерунду с мелкими камнями, а коллекционные изделия. Естественно, большевики отняли у него и дом, и бизнес, но вот до золотого запаса не добрались, отец Толи тщательно сокровище спрятал. Потом буквально бедствовал, но ни одной вещички не продал, все перед кончиной передал сыну. Анатолий тоже боялся тронуть ювелирку, мы теснились в неудобной однокомнатной квартирке, единственное жилое помещение перегородили ширмой, чтобы для дочки угол выделить. И вдруг на работе объявление вывесили: кто хочет расширить жилье, может вступить в кооператив. Я загорелась, предложила супругу съездить в Москву, продать кое-что из запасов отца, чтобы купить трешку. Но Анатолий отрезал: «Никогда. Начальству известно, какая у нас с тобой зарплата и что подработать нам негде. Сразу вопрос возникнет: откуда в семье такие деньжищи? О том, что владеем отцовской кубышкой, распространяться нельзя, ее отнимут». Так мы и жили на двенадцати метрах втроем. А теперь я вынуждена сбывать то, что долгие годы сберегалось ценой лишений. Почему? Да потому, что вокруг меня тунеядцы, дураки и лентяи. Что сейчас наша гостья-писательница, делая вид, что от завтрака в восторге, съесть пытается?

— Рагу из кержача, — пролепетала Нина Анатольевна.

Старуха подняла указательный палец.

— О! Иллюстрация к моим словам! Дочь, если ты сошла с ума на почве здорового питания, то ешь его сама. Зачем других мучаешь? Вот поэтому клиенты в пансион и не спешат. Кому охота гадость жрать? Вынырни из озера своего маразма, оглянись вокруг! Виолу коробит от поданного ей яства.

Глаза Нины медленно налились слезами. Я стала быстро запихивать в рот куски непотребной дряни, глотать их и бормотать: