Три желания женщины-мечты - Донцова Дарья

Впрочем, Геннадий Петрович, я уверена: у вашей тещи есть коробочка с Ивановой смертью. Елизавета Гавриловна страшная убийца.

Зачем я написала вам это письмо? Сама не знаю. Надо было мне в Гидрозавод приехать и громко, при всех, правду о «героине» рассказать. Да только кто же мне поверит? Скажут: оклеветала святую женщину. Мне на земле недолго осталось, у меня аневризма головного мозга, прооперировать которую нельзя, разорваться может в любой момент. Вера Дмитриевна умерла, мне тоже вот-вот в дорогу. Но кто-то же должен рассказать всем, кем является Елизавета? Я труслива. Может, вы рискнете сдернуть лживую маску с лица злодейки?

Извините, если испортила вам настроение. Желаю вам всего хорошего, долгой жизни, крепкого здоровья.

27 сентября. Надя Оконцева-Василини».

Еле-еле дождавшись восьми утра, я позвонила Платонову.

— Ты прямо экстрасенс, — обрадовался Андрей. — Хотел сам тебя побеспокоить, но боялся разбудить, писатели, говорят, раньше полудня глаз не открывают.

— Прекрати нести чушь, — рассердилась я. — Не верь Интернету, он врет. Мне срочно надо с тобой поговорить. Скажу Нине, что проведу весь день на съемках, а сама порулю к тебе. Давай встретимся в начале одиннадцатого где-нибудь подальше от дома Николаевых. Лучше всего в районе «Кинофабрики», надеюсь, Елизавете Гавриловне туда сегодня не надо. Сейчас посмотрю в сети, есть ли там поблизости кафе посимпатичнее.

— Так ведь, по-твоему, Всемирная паутина лжет, — не упустил Андрей возможности ущипнуть меня.

— Значит, встретимся в парке, — отрезала я, — он расположен через дорогу от места съемок. Давай прямо у входа.

— Могу быть там через пятнадцать минут, — заявил Платонов.

— До сих пор я не уходила из дома раньше десяти. Не хочу менять график, выйду как обычно, — ответила я.

— Женя определил, какому растению принадлежат синие стебли, найденные тобой у электрогенератора, — сменил тему разговора Андрей. — Это… сейчас попытаюсь воспроизвести название… э… эневидум… нет, эневедидумо… Черт! Энзевичи…

— Не старайся, — остановила я приятеля, — латынь сложна, лучше употребить народное название — Иванова смерть.

— Да, так проще, — обрадовался Платонов. И осекся: — Эй, откуда ты про этот цветок знаешь?

— Объясню при встрече, — пообещала я.

— Купи мне в кондитерской около Николаевых пирожки, — попросил Андрей. — Три штуки. Нет, пожалуй, пять. Два с мясом, остальные с капустой. Хотя лучше поровну, тройку с говядиной и тройку с… Правда, там и с яблоками отличная выпечка.

Я засмеялась:

— Поняла, получишь полный ассортимент.

— Нет, я много не съем, — возразил Платонов, — четыре с курицей, три с грибами, два с антоновкой.

— А с мясом? — подначила я друга.

— Угу, прихвати парочку.

— Лариса еще чудесные сочники делает, — тоном змея-искусителя пропела я.

— Очень люблю булочки с творогом, — оживился Платонов.

— Шоколад привезти? — продолжала я.

— Я не блондинка, конфетами не увлекаюсь.

— Имела в виду напиток.

— Тогда непременно, самый большой стакан, — вошел во вкус Платонов. — А лучше два. Много не бери, я малоежка.

— Скорей уж, малопивка, — хихикнула я.

Едва увидев меня, Лариса выбежала из-за прилавка.

— Виолочка! Ужас!

— Что случилось? — напряглась я.

— Гарик Расторгуев умер, — запричитала кондитерша.

— Гарик Расторгуев? — повторила я, недоумевая, почему имя кажется мне знакомым.

— Приятель моего младшего, — напомнила Лара, — ну, тот, что Лешу подбил в кабинет режиссера на «Кинофабрике» залезть.

— А, мальчик, укравший бутерброды с паштетом, — протянула я. — Что с бедным Гариком случилось?

— Передоз, — уверенно ответила кондитерша. — Хотя Алексей врет про отравление, говорит: «Володька нас тухлым супом угостил, хорошо, что я его не стал есть». Но я на мальчика не давлю, вижу, он в ужасе, до сих пор считал себя и своих дружков бессмертными. Да, да, наверняка Расторгуев наркотой баловался. Куда катится мир! Люди с ума посходили. В семь утра сегодня заявилась мать Игоря, пьяница подзаборная, и давай мне мозг выносить: «Сын умер, надо его упокоить, поминки справить, а денег нет. Еще и за коммуналку задолжала, электричество отрезать пригрозили. Дайте мальчику на гроб, он с Алешей дружил, вы обязаны помочь». Стоит, трясется в ознобе, перегаром от бабы на километр несет, морда в бланшах, видать, подралась с кем-то. Сама грязная, вонючая, сто лет не мытая… Я ей вежливо ответила: «У самой с наличностью плохо, заначки нет. Вам от государства материальная помощь положена. И можно кредит взять. Зачем по людям ходить и клянчить?» Думаете, нахалка устыдилась и ушла? Как же! За столик села и продолжила ныть…

Дверь, ведущая из внутреннего помещения лавки, открылась, появился Алексей.

— Мать, заткнись! — зло произнес он и выбежал на улицу.

— Во! Слышали? — всплеснула руками Лариса. — Хамит мне, потому что не захотела его приятеля хоронить, кошелек не расстегнула. Если опять меня в жадности упрекать будет, скажу: «Ладно, отнеси алкоголичке деньги, которые я тебе на оплату института собираю. Но имей в виду, она их вмиг пропьет, а ты без высшего образования останешься, в армию загремишь. У тебя и так мозга нет, а после срочной службы вовсе идиотом вернешься». Вы хотели кофе попить? Шоколад?

— Нет, — пробормотала я, — за пирожками заглянула.

— Где сейчас блокнот с рисунками и письмо? — осведомился Платонов, когда я пересказала ему послание Надежды Василини.

— Назад в тайник положила, — ответила я. — А что узнал Евгений?

Платонов вытащил из пакета очередной пирожок.

— В принципе то же, что ты уже знаешь. Растения, именуемого в народе Ивановой смертью[4], в природе практически не осталось. Да и ранее оно было редким, потому что требует особой почвы, к тому же влажной. Но и там, где оно хорошо росло, его уничтожали крестьяне, которым было прекрасно известно: если Иванова смерть, в виде сена, попадет в корм корове, козе или овце, животное умрет. Черные колдуны в деревнях знали, что в зеленом виде цветы безвредны, для того, чтобы получилась отрава, их стебли нужно высушить и перемолоть. Если человек съест порошок и запьет водой, то скоро неминуемо окажется на погосте. Соединившись с жидкостью, дисперсная пыль резко увеличивается в объеме, образуя пирамидки с острыми гранями, которые ранят желудок. В сушеном виде Иванова смерть может храниться годами. Вырастить в комнатных условиях растение очень сложно, нужна теплица, а главное, специальный грунт.

— И все же вырастить растение можно, — пробормотала я.

— Да, — подтвердил Андрей, — просто потратишь много времени и сил. Точно не перескажу доклад Евгения, как с Ивановой смертью возиться надо, просто поверь: это сплошной геморрой. Есть еще одна засада — смертельно опасной пакость становится на четвертый-пятый-шестой год жизни, когда стебли обретают ярко-синий цвет. Если они зеленые, даже светло-голубые, то опасности не представляют. Но иногда Иванова смерть бывает готова года через три после посадки, а порой и через восемь лет для убийства не годится.

— С цианистым калием, стрихнином и мышьяком гораздо легче, — вздохнула я.

— Ну да, — согласился Платонов. — Только эксперт быстро поймет, что применили один из этих ядов. Цианид имеет характерный запах горького миндаля, от стрихнина на лице жертвы появляется характерная гримаса, напоминающая улыбку, при медленном отравлении мышьяком выпадают волосы. А от Ивановой смерти ничем не пахнет, внешних признаков нет, при вскрытии патологоанатом обнаружит множественные травмы желудка, непонятно чем нанесенные. Тут ведь вот какая штука: острые частицы Ивановой смерти, сделав свое дело, вскоре растворятся, от них и следа не остается. Понимаешь?

Я кивнула и стала делиться своими мыслями.

— Все обстояло совсем не так, как мы предполагали. В один узел сплелись три истории. Алла понятия не имела о прошлом Елизаветы Гавриловны. Старшая дочь Геннадия Петровича после смерти отца быстро поняла: она не хочет провести остаток жизни, убирая комнаты семейной мини-гостиницы. Аллочка жаждала денег и решила использовать для их получения то, чем обладает: свою красоту.

— Не слишком оригинальная идея, — хмыкнул Андрей, — девушка не первая блондинка, решившая захомутать олигарха.

— Количество обеспеченных людей в Нижнегорске и Гидрозаводе ограничено, — продолжала я. — Аллочка быстро избавилась от нищего, как она думала, Толи Фирина и отвела в загс Витю Арефьева в надежде на то, что его папаша скоро умрет, оставив сыну тучный кошелек. Но жизнь повернулась к девице не тем боком. Анатолий женился, быстро поднял бизнес, а Иннокентий Ефимович не собирался отбывать на тот свет, прекрасно себя чувствовал, а затем и вовсе лишил сыночка-философа прав на наследство. Алла сначала попыталась разбить семью Фириных, стала отправлять бывшему жениху сладкие послания, но тот уже знал ей цену и послал ее по известному адресу. Но Николаева совсем не глупа. Она понимала, что затея с Анатолием может не завершиться успехом, и заранее приготовила запасной аэродром — одновременно расставила силки на Арефьева-старшего, и ей удалось поменять лентяя Витю на его богатого отца, сейчас Алла кайфует в Италии. Весь Гидрозавод самозабвенно обсуждает рокировку, проведенную ловкой девицей, скандал получился на пять с плюсом. Елизавета Гавриловна, крайне озабоченная репутацией семьи, в бешенстве, Нина Анатольевна в шоке, Элла тоже, Олегу по барабану все, что происходит не с ним, а Виктор не может опомниться от коварства бывшей супруги, которая столь артистично его обманула.