Невеста Борджа - Калогридис Джинн

Мой личный апокалипсис начался пятнадцатого июля, через каких-нибудь две недели после зловещего обрушения потолка над папским троном. Тем вечером мы ужинали у его святейшества. Мы с Лукрецией завязали непринужденную беседу с ее отцом, и нам не хотелось ее прерывать, но тут Альфонсо встал и объявил:

— Ваше святейшество, если вы не возражаете, я хотел бы сегодня уйти пораньше — я что-то устал.

— Конечно-конечно, — небрежно, но вежливо отозвался поглощенный беседой Александр и взмахнул рукой. — Да пошлет тебе Господь спокойный отдых.

— Спасибо.

Альфонсо поклонился, поцеловал руку Лукреции и мне и вышел. Не помню уже, о чем мы тогда болтали, но мне запомнилось, как я посмотрела ему вслед и как меня взволновал его усталый вид. Рим с его мерзкими интригами состарил Альфонсо. Из глубин моей памяти вдруг всплыла картинка: я, проказливая одиннадцатилетняя девчонка, поддразниваю брата, уговаривая сходить со мной в музей мертвецов, устроенный нашим дедом Ферранте.

«Как ты можешь утерпеть, Альфонсо? Неужели тебе не хочется узнать, правда ли это?»

«Нет. Потому что это может быть правдой».

С тех пор произошло много такого, чего я предпочла бы никогда не знать, много такого, от чего мне хотелось бы защитить моего брата, позволив ему жить в блаженном неведении. Но это было невозможно.

В тот момент меня охватило странное желание прервать разговор с Лукрецией и проводить Альфонсо домой — но это было бы невежливо. Впоследствии я не раз задумывалась над тем, как могла бы измениться наша жизнь, если бы я все-таки сопровождала его. Но тогда я вместо этого лишь улыбнулась брату, когда он запечатлел поцелуй на моей руке. Когда же он удалился, я отмахнулась от этих мыслей, как от напрасного беспокойства.

Пару часов спустя мы с Лукрецией и Папой перебрались беседовать в Зал святых; наши голоса эхом отдавались от стен просторного, почти пустого помещения. Я устала и начала уже подумывать об уходе, как до нас донесся приближающийся громкий топот и встревоженные голоса. И прежде чем я успела сообразить, что же происходит, в зал вошли солдаты.

Я быстро подняла взгляд.

Облаченный в мундир папский стражник и с ним еще пятеро из его отряда подошли к Александру. Стражник был молод, не старше восемнадцати лет; он был потрясен и мертвенно-бледен от испуга. Согласно этикету, он должен был поклониться и испросить дозволения обратиться к его светлости; юноша открыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука.

На руках он держал бессильно обвисшее тело моего брата, бледного, как смерть. Мне тотчас же вспомнилось изображение Девы, прижимающей к себе пронзенного копьем Христа.

По лбу Альфонсо текла кровь, окрашивая его золотые кудри алым; она уже залила половину лица. Накидка, которая была на нем сегодня вечером, исчезла — ее сорвали, а рубаха в тех местах, где она от крови не прилипла к телу, была изрезана. Одна штанина брюк была влажно-алой.

Глаза Альфонсо были закрыты, голова запрокинулась назад. Я подумала, что он мертв. Я не могла ни говорить, ни дышать. Мои наихудшие страхи сбылись. Мой брат умер раньше меня. Мне больше незачем было жить, незачем действовать в соответствии с моралью добропорядочных людей.

И в то же самое время я в мгновенной вспышке озарения осознала всю меру своей глупости: ведь в глубине сердца я всегда знала, что Чезаре попытается убить моего брата! Это был самый верный способ отомстить мне за то, что я его отвергла, — уж конечно, для меня это было куда страшнее, чем потерять собственную жизнь.

Как там он пригрозил мне во время нашей последней встречи наедине?

«Это была последняя моя попытка, мадонна. Теперь я знаю, на чьей стороне стою и что мне делать».

Лукреция вскочила, а потом, не издав ни звука, упала без сознания.

Я оставила ее лежать на полу и кинулась к брату. Я прижалась ухом к его раскрытому рту и сама едва не рухнула от мучительной благодарности, заслышав дыхание. «Господи, — безмолвно поклялась я, — я сделаю все, что Ты от меня потребуешь. Я больше не стану уклоняться от своей участи ».

Альфонсо был жив — жив, но тяжело, если не смертельно, ранен.

У меня за спиной Александр спустился с трона и теперь пытался привести дочь в чувство.

Я уверена, что Лукреция почти сразу же пришла в себя благодаря решимости и тому, что она понимала, насколько она сейчас нужна.

— Со мной все в порядке! — воскликнула она, гневаясь на себя за то, что в подобный момент поддалась слабости. — Пустите меня к мужу! Пустите!