Компания чужаков - Уилсон Роберт

Выразительная пауза. Роуз закуривает.

— Что тогда, сэр?

Роуз раскрыл папку, подцепил длинным ногтем несколько страниц, заглянул на обратную их сторону, словно исследуя палимпсест.

— Дела высших офицеров вермахта ведет глава Службы безопасности рейха, генерал СС Эрнст Кальтенбруннер. Он профессиональный юрист, и это можно было бы счесть за доброе предзнаменование… пока не увидишь его фотографию. Законченный мерзавец, даже на вид. Фанатик до мозга костей, безоговорочно предан фюреру. Он своим долгом не манкирует. Уже схватили тысячи подозреваемых: мужчин, женщин, даже детей. Всех, кто состоит в родстве или близком знакомстве с изобличенными заговорщиками, доставили на допрос. Не столь важных подозреваемых обрабатывает полковник СС Бруно Вайсс. Прежде он возглавлял Службу безопасности в «Вольфшанце», ставке Гитлера в Растенбурге, в Восточной Пруссии. Будь он помоложе, его можно было бы принять за родного сына Кальтенбруннера. Где они только таких выращивают?

Пропуская через конвейер тысячи людей, эти мастера непременно что-нибудь найдут, потому что люди всегда пишут что-то, чего писать не следовало, говорят то, чего не следовало говорить, а когда их как следует напугают, и вовсе не контролируют свою болтовню. Шансов у Фосса практически нет. Ему предъявят обвинение, и судить его будут в «Народной судебной палате» под председательством некоего Роланда Фрейслера — более отъявленного мерзавца с юридическим дипломом свет еще не видел. Если против него найдутся хотя бы косвенные улики, Фосса приговорят к расстрелу, а если доказательств не хватит, его, как минимум, упекут в концентрационный лагерь, а там тоже практически невозможно остаться в живых.

Роуз еще раз быстро пролистал бумаги в папке. Анна сидела на стуле очень ровно, почти неподвижно.

— Помимо того что сообщил нам фон Тройберг, других известий не поступало, — подытожил Роуз, собираясь вновь уткнуться в работу. — На вашем месте, мисс Эшворт, я бы забыл о нем. Надо жить дальше. На войне такое случается сплошь и рядом.

Анна не без усилия встала на подгибающихся ногах. Направилась к двери.

— Итак, вы остаетесь работать у Кардью? — в спину ей спросил Роуз.

— Да, сэр, — ответила она и выволокла непокорное тело из офиса в коридор.

Анна принялась за работу с усердием, которое Мередит Кардью находил несколько пугающим. Не поднимала головы от бумаг, на перекус тратила не более четверти часа. Но в среду вечером она все же поехала кататься с майором Луишем Алмейдой. Майор отвез ее в Кашкайш и угостил рыбой.

Что за рыба, Анна припомнить не могла. Запомнила другое: как майор не сводил с нее глаз и во время ужина, и даже потом, когда они уже ехали в машине, так что ей приходилось порой напоминать ему о необходимости следить за дорогой. И она поняла: раз ей так не хочется умирать, значит, она оправится. Вернулся страх смерти, которого еще за неделю до того не было и в помине. С каждым днем Анна все плотнее втягивалась в орбиту нормальной жизни, приближалась к внешним слоям нормальности, а тем временем тонкие, словно луковые, пленочки обволакивали ее болезнь, ее опухоль, которая, судя по отсутствию месячных, оказалась не опухолью, а эмбрионом.

В августе майор получил отпуск и повел осаду по всем правилам, не пропуская ни единого вечера. Анна каждый раз принимала его приглашение. Единственное, против чего она возражала, так это против прогулок верхом. Рядом с майором ей было спокойно, его нежное и неусыпное внимание казалось отеческим, если не дедовским. Разговор строился строго формально, взаимный интерес не переходил в интимность. Анну это устраивало. Поддерживая беседу, она могла между тем уйти в себя, спрятаться, и Луиш не преследовал Анну в ее внутреннем убежище. Она чувствовала, как стремительно меняется, и понимала, что перемены ей необходимы. Эти перемены отдаляли ее от людей, но тут уж ничего не поделаешь. Даже в шумной толпе, собравшейся на вечеринку, Анна оставалась одна — хотя и не в одиночестве. Общество приняло ее, и Анна охотно согласилась стать частью сложного строения, не кирпичом рядом с одинаковыми кирпичами, но горгульей, притаившейся на желобе.

Как-то раз в субботу, в середине августа, Анна сидела с майором перед кафе на главной площади Эштурила. Майор звал ее в казино, однако к этому, как и к верховой езде, Анна пока не была готова. Пока… а может быть, и никогда. Было уже одиннадцать часов, но все еще жарко, ни есть, ни пить не хотелось. Анна предложила прогуляться по набережной, подальше от суеты выходного дня, знакомых ей декораций, пальм, чьи листья кажутся обрывками некогда единого листа. Майор охотно согласился поразмять ноги.