Лицо в зеркале - Кунц Дин

Он ждал. Пять секунд тянулись невообразимо долго. Десять превратились в вечность.

— Фрик? Ответь мне, Фрик!

Рядом с телефоном включился компьютер. Этан к нему не прикасался.

Призрак, управляющий компьютером, вызвал на экран программу контроля основных систем. Но вместо привычных трех колонок иконок на экране сразу же появился план восточной половины первого этажа.

Этан видел перед собой результат сканирования этой части дома детекторами движения. Точка, обозначающая движущийся, излучающий тепло объект, мигала в оранжерее.

Диаметром в семьдесят четыре фута, высотой, от пола до потолка, в сорок восемь футов, оранжерея являла собой островок джунглей с окнами, высокими стеклянными панелями, вывезенными из какого-то дворца во Франции, большую часть которого разрушили в Первую мировую войну.

Здесь мистер Йорн и его помощники холили, лелеяли и постоянно обновляли коллекцию экзотических пальм, тюльпанных деревьев, мимоз, папоротников, орхидей и многих, многих других растений, названий которых не знал даже Фрик. По оранжерее змеились узкие дорожки, усыпанные гранитной крошкой.

Нескольких шагов в глубь зеленого лабиринта хватало, чтобы создалась полная иллюзия пребывания в тропических джунглях. Казалось, что ты затерялся на просторах Экваториальной Африки, преследуя редкую гориллу-альбиноса или в поисках алмазных копей царя Соломона.

Фрик называл оранжерею Giungla Rospo, что в переводе с итальянского означало «Жабьи джунгли», и считал, что в оранжерее сохранены все плюсы настоящего тропического леса и исключены все минусы. Никаких тебе кровососущих насекомых, змей, мартышек, оглушительно кричащих и срущих на голову.

По центру этих ухоженных Жабьих джунглей возвышалась платформа с небольшой беседкой. В этой беседке можно было пообедать, напиться, если позволял возраст, или прикинуться Тарзаном, каким тот был до-появления Джейн.

В беседке диаметром в четырнадцать футов, вознесенной на пять футов над полом оранжереи, к ней вели восемь деревянных ступеней, стоял круглый стол и четыре стула. В полу имелась сдвижная панель, приводимая в движение потайной кнопкой, под которой находился маленький холодильник, заставленный кокой, пивом и бутылками с природной водой, правда, предварительно очищенной и не содержащей разносчиков дизентерии, брюшного тифа, холеры или личинок паразитов, которые могут сожрать тебя изнутри.

Другая сдвижная панель открывала доступ в маленькую комнатку высотой в пять футов. Предназначалась она для того, чтобы в случае выхода из строя холодильника под беседкой к нему могли подобраться ремонтники. А кроме того, раз в месяц туда спускались сотрудники службы дезинфекции, чтобы убедиться, что под беседкой не поселились мерзкие пауки, а разносящие болезни мыши не устроили свои гнезда в этом уютном темном убежище.

И там действительно было темно. Днем и лучика солнечного света не проникало в эту комнатку под платформой, а при выключенных лампах оранжереи никто бы не увидел зажженный в комнатке аварийный фонарь.

Днем Фрик принес туда запасы еды и питья, влажные салфетки и два контейнера «Раббимейд», которые намеревался использовать вместо ночного горшка, придя к выводу, что именно комнатка под платформой станет его глубоким и тайным убежищем. И вот теперь, зная, что Молох в доме, он затаился в этом бункере, который, по мнению ангела-хранителя, мог спасти его от пожирателя детей.

Он провел в своем убежище меньше двух минут, прислушиваясь, как его сердце имитирует топот копыт убегающих лошадей, когда до его ушей донеслись звуки, никак не связанные с собственным сердцем. Шаги. Кто-то поднимался на платформу.

Скорее всего, мистер Трумэн, ищущий его. Мистер Трумэн. Не Молох. Не поедающее детей чудовище с торчащими между зубов костями своих жертв. Конечно же, мистер Трумэн.

Шаги обошли платформу, сначала приблизились к сдвижной панели, потом удалились от нее. Но снова приблизились.

Фрик затаил дыхание.

Шаги стихли. Над головой заскрипели доски: стоявший над ним мужчина перенес вес с ноги на ногу.

Фрик осторожно выдохнул застоявшийся воздух из легких, вдохнул свежий, вновь затаил дыхание.

Скрип прекратился, его сменили более тихие звуки, словно мужчина над ним что-то ощупывал.

«Сейчас не время для приступа астмы».

Фрик чуть не закричал на себя за то, что думает о такой глупости в критический момент. Глупо, глупо, глупо.

Только в кино у ребенка, страдающего астмой, диабетом или эпилепсией, припадок начинается в самый неподходящий момент. Только в кино, не в реальной жизни. Это — реальная жизнь или что-то очень на нее похожее.

Он почувствовал зуд между плечами, распространяющийся к шее. Настоящий зуд в этом месте — признак надвигающегося приступа астмы. Воображаемый зуд — наглядное свидетельство того, что он безнадежный трусишка.

Прямо над его головой сдвижная панель отошла в сторону.

И он оказался лицом к лицу с Молохом, который, похоже, оказался умнее ангела-хранителя Фрика. Это был мужчина с веснушчатым лицом, шакальими глазами и широкой ухмылкой. Между зубов никаких детских костей не торчало.

Выставив перед собой нож с шестидюймовым лезвием, который он позаимствовал на кухне мистера Хэ-четта, Фрик предупредил:

— У меня нож.

— А у меня вот что, — ответил Молох, продемонстрировав зажатый в руке миниатюрный баллончик, вроде тех баллончиков со слезоточивым или перечным газом, какие женщины носят в сумочке для самозащиты. И брызнул в лицо Фрика чем-то холодным, по вкусу напоминающим мускатный орех, а запахом, возможно, чистый цибет.

По ночам оранжерея превращалась в сказочную страну: золотые нимбы, мерцание звезд, полосы серебристого лунного света создавались лучшими голливудскими светотехниками. И после заката превращение это достигалось одним поворотом выключателя: раз, и на месте джунглей уже тропическая Шангри-Ла.

Войдя в оранжерею, держа пистолет обеими руками, Этан не стал звать Фрика. Мигающей точкой, которую он видел на экране компьютера в библиотеке, мог быть и не мальчик.

Этан не представлял себе, как незваный гость ухитрился незамеченным, не подняв тревоги, проникнуть сначала на территорию поместья, а потом в особняк. Сама идея, что кто-то сумел, не имея на то разрешения, оказаться в Палаццо Роспо, изумляла его не меньше, чем любое из удивительных событий последних двух дней.

Гранитная крошка хрустела под ногами, поэтому сохранить свое присутствие в тайне не представлялось возможным. Продвигался он осторожно, чтобы свести шум к минимуму. Но гранитная крошка как бы уходила из-под ноги, и Этана пошатывало.

Не нравились ему и тени. Везде он видел множество ложащихся друг на друга теней, которые находились в непрестанном движении, обманывая глаз.

Подходя к центру оранжереи, Этан услышал странный звук, чем-то похожий на посвист, услышал шелест листвы, но не понял, что в него стреляют, пока не увидел, как пуля вонзилась в ствол пальмы в нескольких дюймах от его лица, окатив дождем из крошечных щепок.

Он упал на землю, скатился с дорожки, пополз сквозь папоротник и цветы, в самую густую тень.

Джейки прибыли раньше «Скорой помощи», и Рисковый, наскоро их проинструктировав и сказав, куда посылать врачей, поднялся на второй этаж, чтобы присмотреть за Максвеллом Далтоном.

Высохший человек, с третьего раза Рисковому он показался еще более исхудавшим, чем раньше, закатил глаза и корчил гримасы, пытаясь продавить слова сквозь ссохшееся горло.

— Не надо волноваться, — попытался успокоить его Рисковый. — Теперь все будет хорошо. Отныне вы в безопасности, профессор.

Каждый звук отзывался болью, но Далтон не желал молчать.

— Он… скоро… вернется.

— И хорошо, — из разбитого окна наконец-то донесся вой сирены «Скорой помощи». — Мы знаем, что сделать с этим сукиным сыном, как только он появится здесь.

Далтону удалось перекатить голову со стороны на сторону. Из горла вырвались какие-то нечленораздельные звуки.

Думая, что Далтон волнуется за жену и дочь, Рисковый сказал, что отправил двух полицейских к нему домой, чтобы сообщили Ракель, что ее муж найден живым, и охраняли ее и Эмили до обнаружения и ареста Лапуты.

— Вернется с… — просипел Далтон и скривился от боли в горле.

— Не напрягайтесь, — посоветовал Рисковый. — Сил у вас осталось совсем ничего.

«Скорая помощь» с ревущей сиреной выехала из-за угла. Сирена стихла, как только взвизгнули тормоза на подъездной дорожке у самого дома Лапуты.

— Вернется с… мальчиком, — договорил фразу Далтон.

— С мальчиком? — переспросил Рисковый. — Вы про Лапуту?

Далтону удалось кивнуть.

— Он сказал вам? Еще кивок.

— Сказал, что этим вечером привезет с собой мальчика?

— Да.

Услышав топот ног медиков на лестнице, Рисковый наклонился к профессору: