Лицо в зеркале - Кунц Дин

Этан не ощутил никаких последствий выстрела, возможно, потому, что думал только об одном: обезоружить похитителя, независимо от того, ранили его самого или нет.

А уж отбросив оружие в темноту, попытался вытащить мерзавца из кабины. Но мерзавец вылез сам и всем телом врезался в Этана. Оба упали, Этан оказался внизу, ударился головой о кварцит, которым мостили дорогу.

От удара, распахнувшего дверцу, Фрик окончательно сполз с сиденья, выпал из «Бьюика» на залитую дождем мостовую. Оказался на спине, в самом худшем из положений при приступе астмы.

Дождь слепил глаза, но его куда больше волновала не эта помеха для зрения, а красноватый отсвет, который начал окрашивать ночь, превращая капли в рубины.

Мысли его были под стать зрению, слишком мало кислорода поступало в мозг, но он смог сообразить, что эффект дерьма, которым прыснули ему в лицо, постепенно слабеет. Он попытался сдвинуться с места, и ему это удалось, пусть и не столь уж грациозно. Пожалуй, в тот момент он более всего напоминал выброшенную на берег рыбу.

На боку он смог хоть как-то сжимать и разжимать мышцы шеи, чтобы по мере сил выдавливать из легких воздух, который загустел, как сироп. Ему, конечно, стало полегче, но лишь на чуть-чуть. В легких и горле все свистело и хрипело.

Сесть, нужно сесть. Но он не мог.

Ингалятор, ему нужен ингалятор. Но где его взять?

И хотя мир для него казался алым, Фрик знал, что для мира он выглядит синим, ибо приступ был сильный, сильнее тех, что случались у него раньше, тот самый случай, когда не обойтись без палаты интенсивной терапии, врачей и медсестер, обсуждающих фильмы Ченнинга Манхейма.

Нет воздуха. Нет воздуха. Тридцать пять тысяч долларов потрачены на переделку его апартаментов, а воздуха нет.

Забавные мысли толпились у него в голове. Забавные не в смысле ха-ха. Забавные, потому что страшные. Красные мысли. И такие темно-красные по краям, что казались черными.

Не испытывая никакого желания прочитать лекцию о деструктивном характере литературы, но готовый уничтожить все, что встанет у него на пути, с волчьей яростью, беснующейся в голове, Корки хотелось выдавить противнику глаза, вонзиться зубами в лицо, которое он видел под собой, рвать, рвать и рвать его ногтями.

И, уже оскалив зубы для первого укуса, понял, что Этан практически отключился, ударившись затылком о мостовую, и не способен на сопротивление. Несмотря на пелену ярости, застилающую разум, Корки отдавал себе отчет в том, что, поддавшись животной страсти прикончить жертву зубами и когтями, он порвет последние сдерживающие его узы, и много часов спустя его найдут здесь же, над изуродованным до неузнаваемости трупом Этана, в котором он будет рыться окровавленной мордой, словно свинья в поисках трюфелей.

Будучи Робином Гудфело, пусть и не настоящим агентом, прошедшим специальную подготовку, но насмотревшимся шпионских боевиков, он знал, что резкий удар ребром ладони по переносице приводит к тому, что осколки раздробленных костей проникают в мозг и вызывают мгновенную смерть. Вот он и нанес такой удар, а потом радостно вскрикнул, когда в ответ ярким фонтаном брызнула кровь Трумэна.

Скатился с уже ни на что не годного копа, повернулся к «Бьюику» и направился на поиски мальчишки. Заглянул в кабину со стороны водительской дверцы, но Фрик, должно быть, выскользнул через распахнутую дверцу у пассажирского сиденья.

Однако парализатор еще наверняка действовал. И это отродье не могло далеко уползти.

Выпрямившись, Корки увидел пистолет на крыше «Бьюика», прямо у него перед глазами.

На гранях рукоятки капельки воды сверкали, как бриллианты.

Оружие Трумэна.

Найти мальчишку. Прострелить ему ногу. Чтобы никуда не делся. Вернуться в гараж за новыми ключами, новым автомобилем.

Корки еще мог реализовать намеченный план, он же был сыном хаоса, точно так же, как Фрик — сыном самой знаменитой кинозвезды, и хаос не мог подвести своего сына, как актер никогда не подвел бы своего.

Корки обошел автомобиль и увидел Фрика. Мальчишка лежал на боку и пытался ползти, отталкиваясь ногами, как покалеченный краб.

Корки направился к нему.

"И пусть Фрик нашел более чем странный, из тех, что доводилось видеть Корки, способ передвижения, пусть издавал какие-то свистяще-хрипатые звуки, словно сломавшаяся заводная игрушка, ему удалось уползти с мостовой на траву. Похоже, он пытался добраться до каменной садовой скамейки, несомненно, антикварной.

Приближаясь к мальчишке, Корки поднимал пистолет.

Уильям Йорн, смотритель поместья, вел постоянный мониторинг каждого дерева и куста и начинал лечить своих зеленых питомцев при первых признаках болезни. Иной раз, однако, растение спасти не удавалось, и тогда из питомника заказывалось новое.

Большие деревья заменялись точно такими же и, по возможности, тоже большими. Их привозили на грузовике, с огромным комом земли, или даже доставляли на грузовом вертолете с двумя роторами, который мог зависать у самой земли.

Саженцы не приветствовались, но иногда приходилось довольствоваться и ими. В некоторых случаях деревца были такие тонкие, что требовалось использование колышков, которые помогали саженцам выдерживать сильные порывы в первые год-другой.

Хотя некоторые из коллег Йорна для этой цели до сих пор использовали высокие деревянные стойки, мистер Йорн отдавал предпочтение стальным прутам диаметром в один и два дюйма, высотой в восемь или десять футов, поскольку они не только служили надежной опорой саженцам, но и могли использоваться многократно.

Выдернув восьмифутовый прут из земли и оборвав пластиковые ленты, которые привязывали его к саженцу, Этан, пошатываясь, двинулся за этим психом в лыжно-штурмовом костюме, размахнулся прутом изо всех оставшихся у него сил и ударом по голове свалил на землю.

Падая, похититель успел нажать на спусковой крючок. Пуля ударила в гранитную садовую скамью и с визгом улетела в дождь и ночь.

Бандит упал, перекатился на спину. Должен был умереть или потерять сознание, но, похоже, удар даже не оглушил его. И пистолет он по-прежнему держал в руке.

Этан упал на его грудь обоими коленями, чтобы сбить ему дыхание, переломать несколько ребер, разорвать селезенку. Схватился за руку в перчатке, державшую пистолет, попытался завладеть им, но пистолет отлетел в сторону.

А бандит, хотя у него в голове, должно быть, били колокола Нотр-Дама, ухватился за волосы Этана и потащил его голову вниз, к оскаленным и клацающим зубам.

Пусть зубы и пугали его, Этан правой рукой сжал похитителю горло, а костяшками левой ударил в правый глаз, ударил снова, но железные пальцы по-прежнему держали его за волосы и тянули вниз. Он нащупал толстую золотую цепь на шее маньяка, начал ее закручивать, закручивал все туже и туже, одновременно продолжая бить в правый глаз, закручивал и бил, закручивал и бил, пока левая рука не онемела, а цепь не порвалась в пальцах правой.

Зубы перестали клацать. Глаза уставились в какую-то точку за спиной Этана, за гранью ночи. Обмякшие пальцы отпустили волосы.

Тяжело дыша, поднимаясь с мертвеца, Этан взглянул на цепь в руке. Увидел медальон. Стеклянную сферу, в которой плавал глаз.

Молох казался мертвым, но он казался таковым и раньше. Фрик наблюдал за схваткой в ракурсе, свойственном фильмам, какие показывают в арт-хаузах, и сквозь алое марево, гадая, почему оператор решил снимать сцену экшн с искажающими линзами и красным фильтром.

Также его волновало, пусть и не столь сильно, другое: а вдруг он спит и видит одновременно два кошмара? В одном двое мужчин сошлись в смертельной схватке, другой связан с проблемами дыхания. Он вновь в задыхатории, в легких у него все свистит, словно у шахтера (Призрачному отцу как-то предложили такую роль, от которой он благоразумно отказался), а мать первого владельца Палаццо Роспо пытается удушить его меховым манто.

Мистер Трумэн поднял его и понес к садовой скамейке. Мистер Трумэн понимал, что во время приступа Фрику нужно сидеть, чтобы с большей эффективностью использовать мышцы шеи, груди и живота, выдавливая воздух из легких. Мистер Трумэн знал, что к чему.

Мистер Трумэн усадил его на скамейку. Придерживая, чтобы он не завалился набок, ощупал ремень в поисках ингалятора.

Мистер Трумэн разразился тирадой, практически целиком состоящей из вульгарных слов и ругательств. Фрик многократно слышал, как эти слова слетали с губ элиты бизнеса развлечений, но никогда — от мистера Трумэна.

Красноты перед глазами все прибавлялось, немалая ее часть становилась черной, и так мало воздуха проникало сквозь мех норки, горностая, лисы или из чего тогда шили манто.

Дыша через рот, поскольку нос забили переломанные кости и свернувшаяся кровь, Этан не знал, сможет ли он бегом донести мальчика до дома, до кабинета миссис Макби, где хранились запасные ингаляторы.