Мизерере - Гранже Жан-Кристоф

Наконец армянин проговорил:

— Скажите ему просто: Хартманн.

— Кто это? Один из вас?

— Хартманн. Он поймет.

Охранник отвернулся и что-то сказал по мобильному. Его широченные плечи полностью перегораживали дверной проем. Касдан тихонько приказал Волокину, которому не стоялось на месте:

— Успокойся.

— Я спокоен.

После визита к нарику Волокин походил на заряд «семтекса», снабженный взрывателем. Он мог сработать в любую минуту.

Вышибала повернулся к ним и отступил в сторону:

— Пожалуйста, входите. — Он запер за собой дверь и пошел вперед по темному вестибюлю. — Следуйте за мной.

Они остановились перед еще одной стальной дверью. Она была снабжена предохранительным засовом и электронным замком. Амбал набрал код и повернул хромированную ручку, как у морозильных камер.

За этим порогом начинался ад.

Все кругом красное.

В коридоре красные стены и потолок, с которого свисали крюки для ламп. Красные электрические лампочки, распространявшие холодный, матовый, будто приглушенный свет. Красные тени. Фрагменты лиц. Отблески наручников, цепей, гвоздей. Кабинеты по обе стороны коридора выставляли для всеобщего обозрения красные облицовочные камни и затянутые в кожу тела. Прекрасно оборудованные уголки ада, удушливо-жаркие, пропахшие потом и экскрементами.

Как любому парижскому легавому, Касдану доводилось устраивать облавы в барах, где менялись партнерами, или на садомазохистских вечеринках. Им с коллегами случалось заваливаться ночью в подобные заведения. В те времена это даже казалось забавным. Но сегодня ему было не до смеха. Какое там.

Первой он разглядел женщину с заведенными за спину руками, прикованными к канализационным трубам. Рот заткнут мячиком-кляпом. Касдан остановился. Волосы и брови обесцвечены, как у альбиноски. Касдан подошел поближе, чтобы убедиться в одной детали. У нее были разноцветные глаза. Один светлый, другой темный. Касдану вспомнился рок-певец, который действовал на него завораживающе: Мэрилин Мэнсон. Он опустил взгляд. Нога женщины была втиснута в металлический ортопедический аппарат, сжимавший ее до крови. Он догадывался, что аппарат давил все сильнее, понемногу усиливая боль.

Волокин потянул его за куртку. Они пошли дальше, встречая по пути служителей, раздававших влажные салфетки и презервативы. Внимание Касдана привлекла сцена, происходившая в одном из альковов. Двое в тугих черных комбинезонах двигались плавно, словно кошки из латекса, сплетая и расплетая переливающиеся руки и ноги. Обе тени в кожаных масках, так что пол определить невозможно. Приглядевшись, он разобрал, что один из партнеров подвешен к потолку в положении сидя, руки и ноги раздвинуты, а другой сосредоточено склонился над его промежностью.

Внезапно склоненная тень отступила и взмахнула окровавленным кулаком с такой силой, что оба напарника отшатнулись. Словно черт выскочил из того, кто изгибался в своих цепях, стеная так громко, что Касдан испугался, как бы тот не задохнулся под кожаной маской. Но армянин вовремя опомнился: здесь до такого не доходит.

— Тут сегодня жарко, — прошептал Волокин.

Портье в приталенном костюме невозмутимо шествовал впереди, словно сопровождал посетителей в замке на Луаре. Голый бетонный коридор, вдоль стен тянутся трубы, везде какие-то металлические конструкции. Владелец воссоздал внешний вид подвала, но здесь не пахло затхлостью и пылью. В этом проходе стоял крепкий аромат мускуса, к которому примешивалась вонь человеческих выделений. Касдан невольно подумал: «Еще бы, столько задниц…» Издалека доносился слабый запах жавелевой воды.

Проводник свернул направо в другой коридор. На смену красному свету пришел мягкий полумрак. Здесь тоже были ниши, но Касдан в них уже не заглядывал. Все это дерьмо мешало ему сосредоточиться, а перед встречей с Милошем необходимо собраться.

Лязганье цепей невольно заставило его обернуться. Слева он увидел кабинет. Чуть пошире одноместного гаража. Тачку заменял большой матрас, брошенный на пол. На нем двое любовников, голых, но в обуви, скованных цепями, извивались в позиции шесть-девять. В подобном месте сцена выглядела почти обыденной, и невольно приходило в голову, что темнота скрывает кое-что покруче. Касдан вгляделся в полумрак. В глубине кабинета женщина присела на корточки и, задрав юбки, мирно мочилась, наблюдая за парочкой.

Он различал журчание текущей по полу мочи, сливавшееся со звоном цепей. Женщина на корточках казалась белее мела. Глаза у нее закатились, и было похоже, что она вот-вот потеряет сознание.

Она мелко вздрагивала, следуя ритму любовников на матрасе. Армянин решил, что она онанирует, но тут он заметил ее белый живот и понял. Просунув руку между ног, она короткими движениями наносила себе порезы бритвой, словно ее мучил зуд во влагалище. Лужица мочи в полутьме уже окрасилась темной кровью.

Происходящее ускользало от понимания Касдана. И в то же время от всех этих извращений веяло чем-то неуловимо привычным. Ничего не изменилось с тех пор, как он вышел в отставку. Человек оставался прогнившим до мозга костей. Homo erectus, человек прямоходящий. И в качестве подтверждения в коридоре, усыпанном грязными салфетками, он то и дело натыкался на праздных людей в нормальной одежде, вуайеристов или простых зевак с электрическими фонариками, по-видимому весьма заинтересованных всем, что здесь творилось.

Волокин подтолкнул его в следующий зал. Бассейн. В облицованной керамической плиткой комнате находился подсвеченный красным бассейн с пузырьками пара. Сквозь клочья тумана проглядывало месиво переплетенных тел, онанирующих, сосущих друг друга.

Касдан искренне надеялся, что вода выглядела красной лишь благодаря неоновым светильникам на потолке. Он бы поспорил, что в бассейне больше спермы, мочи и дерьма, чем крови, — отвратительные испарения заглушали даже запах хлорки. Все происходило так, словно человеческая канализация вдруг освободилась от своих заглушек. Извергая выделения вместе с их смрадом, самые потайные телесные отверстия напоминали о том, что только они, и никакое другое место, порождают удовольствие.

За купальщиками присматривали спасатели в плавках, в масках с отверстиями для глаз и рта, кожаных жилетах и шипованных ошейниках. Касдан сосредоточился на лицах пловцов. На их глазах. Ртах. Он задумался: а встречались ли эти люди раньше? Приходилось ли им разговаривать прежде, чем вступить в эту схватку? Клубки плоти скручивались здесь во имя наслаждения, но он не мог отделаться от мысли, что за этими телами стоит трагедия. Тяга к смерти.

Звуковое сопровождение было настоящей поэмой. Крики, вопли, стоны вперемешку с всплесками неометалла и ритмами диско. Все вместе создавало нечто вроде глухого, навязчивого фона, напоминающего барабанный бой на римских галерах. Аналогия казалась особенно точной из-за спасателей, державших бичи и время от времени пускавших их в ход, чтобы подбодрить своих «каторжников».

— Ну ни хрена себе, — пробормотал Касдан, — а здесь-то мы что забыли?

Он произнес это придушенным голосом. Повернулся к Волокину. Мальчишке, похоже, стало еще хуже. Проводник вернулся за ними. Он широко улыбался, довольный тем, что ему удалось заткнуть глотки гадам легавым.

— Вот мы и пришли, — произнес он своим петушиным голоском.

— Входите, мальчики. Я смотрю, у взрослых сегодня тоже Рождество.

Волокин вошел в кабинет Милоша с облегчением. По дороге сюда ему было сильно не по себе. Он испытывал смятение, но совсем иное, чем когда ему пришлось соприкасаться с наркотиком. Чувство, связанное с каким-то подавленным участком его личности. Зрелище пыток и противоестественных половых актов разворошило в нем что-то глубокое, чего он никак не мог опознать. Вечный черный провал… Он ощущал только симптомы болезни. Внешние проявления лишь удаляли его от источника. «Невроз — наркотик для человека, который не принимает наркотиков»…

Русский провел ладонью по лицу и сосредоточился. В этой комнате он еще не бывал. Пустые стены, оклеенные белыми обоями. На полу красный линолеум, поверх него растянута прозрачная пленка, словно их обоих собирались укокошить и закатать в пластик.

В глубине, на троне из темного дерева, установленном на метровом помосте, сидел Милош. Крупный человек, запахнувшийся в черный плащ. Из-под тяжелого одеяния выглядывала лишь лысая безбровая голова, на которой намалевали морду невозмутимого бульдога. Помесь Носферату[22] с шарпеем. Над мертвенно-бледным лицом возвышалась спинка трона с вырезанными на ней эзотерическими знаками, довершая образ мастера садомазохизма.

Милош поднял руку. Кисть с пухлыми пальцами казалась легкой.