Танец меча - Емец Дмитрий

Ирка поняла, что отдать билеты не может — не разжимается рука. Фулона понимающе усмехнулась.

— Так, значит, Матвей… — спросила Ирка.

— … прощен, прощен!.. — отозвалась Фулона. — Не надо меня благодарить! Он прощен светом. Я со своим поручением примазалась позже. И поверь, риск немаленький. Джинны хуже психов. Никогда не знаешь, чего от них ждать в следующий момент: цветочек подарят или вилку в глаз вгонят.

От Ирки ускользал смысл слов. Она так одереве­нела в своей тоске, что, как зимний сугроб, никак не могла поверить в весну и растаять.

— А откуда вы знаете, что Багров в Белгороде? — спросила Ирка сдавленным голосом.

— Его Буслаев нашел… Где-то в товарняке… Ну все, марш собираться!

Ирка на секунду закрыла глаза. До поезда еще больше половины ночи. Потом двенадцать часов до Белгорода. Значит, она увидит Багрова только через сутки. Невыносимо долго.

— А можно я… — начала Ирка.

— Никаких дальних телепортаций! Кувшин — а ты берешь его с собой — их не перенесет. Или хо­чешь иметь дело с разгневанным джинном?

* * *

По Большой Дмитровке ветер нес подпрыгива­ющую журнальную обложку. Телезвезда с обложки продолжала терпеливо улыбаться, хотя ее скребло лицом об асфальт.

Кривоногий полумладенец с лицом дряхлого старца махнул бамбуковой тросточкой. Зигя в точ­ности повторил его движение, но уже булавой. Ко­миссионер по прозвищу Дук-Дук прекратил свое существование.

Другие комиссионеры стояли навытяжку и мелко дрожали.

— Он же сдал норму! — робко подал голос Тухломоша.

Пуфс достал платок и вытер с лица пластилино­вые брызги. Он слегка запыхался, махнув тростью.

— Не сдал. Норма увеличилась, — сказал он одышливо.

— Давно? — встревожился Тухломон.

По носу Пуфса прокатилась многоцветная волна, стекшая с его кончика большой прозрачной каплей. Новый начальник русского отдела ловко поймал ка­плю сгибом пальца.

— С этой секунды! Марш работать! — сказал он нежным голосом.

Уцелевшие комиссионеры с готовностью сги­нули. Тухломоша ухитрился пальцами правой ноги стащить зажиленные эйдосы, которые бедный Дук-Дук прятал в бумажке, приклеенной к большому пальцу левой ноги.

В комнате остался один Ромасюсик. Он стоял и кокетливо ковырял пальцем в ухе, где у него поме­щалась целая кладовая звуков.

— Ну? Где? — поторопил его Пуфс. Ромасюсик сунул руку за пазуху и извлек акку­ратную тетрадку, завязанную зеленой ленточкой.

— Вот: вся минувшая неделя, — сообщил он сдоб­ным голосом.

Пуфс сорвал ленточку. Почерк у Ромасюсика был каллиграфический. Каждая буква, толстая и сдобная, кричала: «Я Ромасюсик! А я, что ли, не Ромасюсик?»

30 сентября.

8.00. Стал будить ее по полученному накануне распоряжению.

8.10. Открыла глазки.

8.12. Сказала мне моим голосом: «Отвали!»

8.15. Толкнула меня ножкой в личико.

920. Скушала булочку и выпила чаю.

10.05. Катались с господином Зигей на асфаль­тоукладчике. Въехали в витрину кафе.

10.10. Господин Зигя изволил поперхнуться тор­том. Стучала его по спине табуретом.

10.15. Господин Зигя поперхнулся еще одним тортом.

11.00. Засмеялась, увидев раздавленного щенка. Поблизости произойти пожар и небольшое наво­днение.

12.20. Господин Зигя прыгал по крышам трол­лейбусов. Порезал палец. Оказала ему помощь.

Пуфс посмотрел на босые ступни Зиги. Большой палец был обмотан тряпкой.

— Нашла кого жалеть! На нем все заживает, как на кошке! — пробурчал Пуфс. — Я просил писать только самое важное! Говорила о Мефе? Что? Встре­чалась с кем-нибудь из светлых?

— Нет. Но несколько раз повторила, что ее все достали. А раз все, получается, и мрак тоже? — с хи­трой рожицей сказал Ромасюсик и ушел, сопрово­ждаемый тучей ос.

Пуфс продолжал задумчиво листать тетрадку.

Пахнуло дымом. Из стены вышагнул посланец Тартара Рамсес II, отставной фараон, заведующий отделом искаженных артефактов, чье первое тело пылилось в одной из забытых пирамид. Изредка Рамсес навещал свое тело и играл ему на лютне, то­скуя по былым временам. Это был типичный канце­лярист — рыхлый, в закапанном халате, с головой, похожей на редьку; с бородавкой на носу, которая в действительности была амулетом счастья. На одной цепи с дархом у него болталась чернильница-непроливайка.

Пуфс и Рамсес ненавидели друг друга. В службе оба были примерно равновесны. Поговаривали, их примеряют на одно место в Генеральном Совете мрака.