100 великих писателей - Калюжная Любовь

Американский биограф Чехова Эрнст Симмонс высказал такую «голливудскую» догадку о сахалинском путешествии писателя: он уехал на другой край света из-за безнадежной любви к Лидии Авиловой, чтобы забыться. Вообще Чехову везет на поиски «лирической темы» в его биографии. В литературе о писателе единственной и роковой его любовью попеременно объявлялись то Лика Мизинова (много лет спустя в заграничной клинике о ней шептались: вот умирает чеховская «Чайка»), то Лидия Авилова, писательница, бравшая у Чехова первые литературные уроки и впоследствии опубликовавшая свои воспоминания и переписку с писателем. В 1939 году семидесятипятилетняя Лидия Алексеевна, завершая работу над «мемуарным романом» (вышел под названием «Чехов в моей жизни»), написала на полях своей рукописи: «Тяжело жить. Надоело жить… И я уже не живу… Но все больше и больше люблю одиночество… И мечту. А мечта — это А.П. И в ней мы оба молоды, и мы вместе. В этой тетради я пыталась распутать очень запутанный моток шелка… любили ли мы оба? Он? Я?.. Я не могу распутать этого клубка». И мы, пожалуй, не сможем.

Женился Чехов в 1901 году на ведущей актрисе Московского художественного театра Ольге Леонардовне Книппер, найдя наконец свой тип — «устремленную женщину» (когда-то он советовал «разбросанной» Лике Мизиновой заняться делом и, между прочим, писал: «…в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили»). Однако женитьба трагически напоминала сюжет его рассказа «Цветы запоздалые». У Чехова открылись легочные кровотечения и жить ему оставалось совсем немного.

На последние шесть лет жизни писателя пришелся расцвет Чехова-драматурга. С 1896 по 1903 год созданы, новаторские по духу и стилю, пьесы: «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад». Драматургия Чехова стала необычайно популярной благодаря Московскому художественному театру (премьера «Чайки» в петербургском Александринском театре в 1896 году провалилась) и завоевала театральные подмостки всего мира.

Влияние прозы Чехова на русскую и всемирную литературу в XX веке огромно. Он утвердил в прозе лаконичный жанр рассказа — «Умею говорить коротко о длинных вещах» — и отвоевал для него право считаться большой литературой.

К этому надо было приучить публику, привыкшую соотносить большого писателя непременно с романом. Известны слова Чехова: «По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врём… И короче, как можно короче надо говорить». Друзья считали, что у него надо отнимать рукописи, иначе он оставит в своем рассказе только, что они были молоды, влюбились, а потом женились и были несчастны. Чехов отвечал: «Послушайте, но ведь так же оно в существе и есть». И действительно, все любовные фабулы его лучших произведений — «Попрыгунья», «Дом с мезонином», «О любви», «Дама с собачкой» и др. — как-то удручающе безнадежны. «Женишься по любви или не по любви — результат один» Кто это сказал? Кажется, Чехов.

«Предсмертные письма Чехова — вот что внушило мне на днях действительный ночной ужас. Это больше действует, чем уход Толстого», — писал Александр Блок. Действительно, в обыденности и предначертанности этой смерти — Чехов как врач знал, что умирает, — есть что-то жуткое.

Летом 1904 года Ольга Леонардовна увезла Чехова в Баденвейлер — маленький курорт на юге Германии. Перед отъездом его навестил писатель Николай Телешов, «…то, что я увидал, — вспоминал он, — превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом — до того был худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться… „Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать“».

В Баденвейлере Чеховым пришлось несколько раз переменить место — надрывный кашель русского больного мешал окружающим. До нас дошли слова пользовавшего его в Германии доктора: «Он был перед смертью и до последней минуты стоически спокоен, как герой. Когда я подошел к нему, он спокойно встретил меня словами: „Скоро, доктор, умру“. Я велел принести новый баллон с кислородом. Чехов остановил меня: „Не надо уже больше. Прежде чем его принесут, я буду мертв“».

Чехов умер в три часа ночи с 1 на 2 (14–15) июля 1904 года. Вот как описала его последние минуты Ольга Леонардовна: