Герой должен быть один - Олди Генри Лайон

– То есть?..

– То есть они будут способны убивать нас навсегда.

– Но Павшие или Гиганты – они ведь в Тартаре, дядя, под охраной Сторуких!

– Смертные Гиганты просто-напросто выйдут из Тартара. Гекатонхейры и не заметят их, потому что смертные якобы не могут посягать на миропорядок, охраняемый Сторукими. И потом, ты возьмешься предсказывать действия гекатонхейров? Я – нет. Так что Семья вполне может быть снова втянута в войну, но даже если Гея-Земля и не выдержит новой бойни – Сторукие на этот раз не смогут вмешаться и бросить охраняемый ими Тартар. И тогда для Семьи вопрос станет так: не победа или поражение, а жизнь или смерть. Как это было для Медузы и Химеры. Но может быть…

– Что – может быть?

– Все может быть, Гермий. А также может быть, что я ошибаюсь. Ребенок тоже способен увидеть буку в вывешенном для просушки хитоне.

– Тогда мы должны выяснить это, Владыка. Мы знаем, с чем на самом деле связаны приступы Алкида – значит, кто-то из Одержимых Тартаром находится в Фивах или поблизости. Если найти его и допросить, если взять его живым…

– Живым не надо. Я предпочитаю допрашивать мертвых – они честнее. Но ты прав, Гермий. Просто мне хотелось, чтобы ты сказал это вслух. То, что сейчас у Алкида нет приступов, ни о чем не говорит. Если Младший погонит своего Мусорщика на подвиги – Павшие в долгу не останутся.

– Что ж, пусть братья и отыщут для нас Одержимого!

– Ты разочаровываешь меня, Лукавый. Даже если Алкид и выйдет на след культа Павших – Одержимым достаточно принести ему человеческую жертву, чтобы Алкиду стало не до поисков.

– Ну, тогда могу попробовать я…

– Не можешь. Отец отозвал тебя из Фив, и нечего попусту раздражать Младшего.

– Кто-то из смертных?

– Нет.

– Тогда кто же?

– Тот, кто ждет своего часа на Островах. Амфитрион, потомок Персея.

Эпод

Тьма.

Густая, вязкая тьма, озаряемая багровыми сполохами.

Шум реки.

Далекий приглушенный стон, ропот исполинского сердца, голос мириадов теней…

И скорбным эхом:

– Амфитрион… Амфитрион, потомок Персея.

– Ты хочешь вернуть его в мир живых, Владыка?!

– Да. Я нарушил закон один раз – нарушу дважды.

– Чье же тело он сможет взять, не став безумным?

– Тело ребенка. Достаточно большого, чтобы быть свободным в поступках; и достаточно маленького, чтобы убить неокрепшую душу и стать единоличным хозяином тела.

– Кто этот ребенок?

– Иолай. Его внук, сын Ификла и Автомедузы. Так Амфитрион будет в Фивах рядом с близнецами, и при этом – вне подозрений.

– Ты жесток, дядя.

– Я? Нет. Я рассудителен. И Амфитрион будет лезть из кожи вон, чтобы выяснить, кто сводит с ума Алкида.

– Скорее он сдерет кожу с Одержимого…

– Меня это вполне устроит.

– Владыка, я знаю Амфитриона. Поверь, он не менее… рассудителен, чем ты, и к тому же не менее горд, чем Младший.

– Не беспокойся. Гордый или рассудительный, он смертен. И он будет знать, что Острова (усмешка в голосе Владыки), Острова Блаженства всегда готовы принять его обратно. Кроме того, наши интересы во многом совпадают, так что твой Амфитрион станет работать не за страх, а за совесть.

– За страх – сомневаюсь. А вот за совесть… Слетать за ним на Острова, дядя?

Владыка молча кивнул, и легконогий Гермий мгновенно исчез в сгущающейся багровой мгле.

Эписодий шестой

1

Пробуждение было не из приятных.

Амфитрион судорожно рвался на поверхность кошмарного сна, сражаясь за каждый глоток того, что казалось таким же необходимым, как воздух, не будучи им на самом деле; он исступленно молотил руками и ногами, не чувствуя этого и приходя во все большее исступление, а кошмар всхлипывал и не хотел отпускать Амфитриона, вцепившись в него хрупкими пальцами, пока не хрустнул под кулаком и не затих.

Вот так это было, если было.

Некоторое время Амфитрион недвижно лежал на влажной и горячей поверхности – куда так стремился, – наслаждаясь тем, что лежит, что у него бурчит в животе, что во рту скопилась горькая слюна, которую можно проглотить, но можно и выплюнуть, и вот теперь липкая ниточка бежит по подбородку, пока не потянется куда-то вниз – но этого он уже не ощущает.

Левое веко неожиданно послушалось и слегка двинулось. Чуть-чуть, приоткрыв узенькую щелочку, чтобы Амфитрион не подумал, будто оно, гордое левое веко, так уж сильно зависит от него.

Острая звериная мордочка смотрела на него, настороженно собираясь в складки.