Герой должен быть один - Олди Генри Лайон

– Доказательства? – сорвалась с узких бескровных губ басилея первая стрела.

«Мимо», – усмехнулся про себя Иолай.

– Сколько угодно. Вот к примеру: если бы я сейчас швырнул в дверь яблоком, смог бы ты, Эврит, разбить его, бросив вдогонку второе яблоко? Так некогда случилось в Фивах, двадцать восемь лет тому назад; только первое яблоко бросал ты, а второе – твой сын Ифит.

– Еще.

И вторая стрела минула цель.

Когда требуют еще доказательств, значит, частично верят. Или хотя бы допускают возможность.

– Состязание между Ифитом и Миртилом-фиванцем. Оно закончилось вничью, а на следующее утро гордый Миртил, выполняя поставленное тобой условие, принес себя в жертву Алкиду, будущему Гераклу, моему сыну.

– Достаточно. Даже если то, что ты говоришь, было бы правдой, Амфитрион-лавагет не мог знать про условие, якобы поставленное мною Миртилу.

– Живой – не мог. – Иолай снова погрузился с головой, давая Эвриту время обдумать последние слова. – Живой – не мог. А беглец из багрового мрака Аида, убивший душу собственного внука Иолая, чтобы завладеть его телом (слова эти дались большой кровью, потому что лжи в них было меньше, чем правды)? Если предположить, что Амфитрион-лавагет в теле шестилетнего мальчишки сумел заинтересовать собой Галинтиаду, дочь Пройта? Жаль, не вовремя погибла старуха…

– Как… как она погибла?! – Эврит, расплескав воду, подался вперед.

Иолай, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым, долго не отвечал.

– Старухе изменило ее хваленое чутье, – наконец проговорил он чуть небрежно. – Она опрометчиво решила, что Фивы маловаты для двоих таких, как мы… и оказалась права. Галинтиада просто не оставила мне выбора, Эврит.

Эврит молча смотрел в потолок.

Иолай поднял глаза – нет, трещины не змеились по этому потолку, он был чист и гладок, как черепок Мойр с еще не проявившимся жребием.

– Но ты не Одержимый, Амфитрион, – прозвучали слова басилея.

– Нет, – прошлое имя вдруг показалось Иолаю чужим. – Но и ты, Эврит, одержим Тартаром по-другому, чем покойница Галинтиада.

– Верно. Павшие для меня – союзники, но не господа. А ты, Амфитрион, ты тоже больше устраиваешь меня как опытный союзник, а не как безвольная кукла по имени Иолай. Ты ведь понимаешь, что в случае предательства… даже моего влияния не хватит, чтобы уберечь от кары тебя или близких тебе людей.

– Ты поверил мне, Эврит, – зло усмехнулся Иолай. – Иначе никогда не стал бы угрожать. Интересно, чем же ты надеешься испугать меня?

– А я и не собираюсь тебя пугать, лавагет. Просто мне надо привыкнуть к мысли, что ты – не тот человек, чье тело… носишь; и тем более не тот человек, который бросится в храм доносить богам, вопия о богохульстве, или примется трепать языком на площадях. Впрочем, я становлюсь болтливым, а это не к лицу главе Салмонеева братства.

Иолай ожидал чего угодно, но не этих слов. Да, конечно, он слышал историю об элидском правителе Салмонее-Безумце, который объявил себя Зевсом, принялся грохотать медными тазами и швырять в воздух зажженные факелы, уверяя всех, что это – гром и молния; и, наконец, стал присваивать жертвы Громовержца, после чего разъяренный Зевс – настоящий – испепелил безумца вместе со всем его городом.

Салмонеево братство?

Отзвук сумасшествия Персеевых времен?! Но если сумасшествия – почему Зевс не дал людям вдоволь посмеяться над Салмонеем, а уничтожил невинных жителей вместе с басилеем-еретиком и их городом?

– Большинство братьев сейчас здесь, в Ойхаллии, – продолжал Эврит. – Надеюсь, мне не придется формально нарушать клятву, называя тебе их имена?

– Не придется, – кивнул Иолай.

Мысли его тем временем принимали совсем иной оборот. Плешивец Авгий – ведь он правит Элидой, заново отстроенной резиденцией мятежного Салмонея! Спартанец Гиппокоонт – с этим пока неясно… зато Нелей Пилосский – внук Салмонея-Безумца по матери, фессалийке Тиро!

А Лаомедонт-троянец – не сам ли он распространяет слухи о себе: дескать, несокрушимые стены моего города возводили Феб с Посейдоном, а я потом изгнал богов прочь и даже грозился (когда боги потребовали платы) отсечь им уши и продать как рабов!

Мятеж против Олимпийцев?!

Задумавшись, Иолай пропустил последние слова Эврита мимо ушей.

Спохватившись, он затряс головой, делая вид, что в ухо ему попала вода.

Басилей Ойхаллии насмешливо наблюдал за этими действиями.

– Вот так и боги, – Эврит зачерпнул пригоршню благовонной пены и резко сжал кулак, – как вода в ухе: и слышать мешает, и не вытряхнешь… А надо бы. Пора уже нам самим брать в руки поводья истинной власти; пора нам править людьми.