Танец с драконами - Мартин Джордж

— Малый Ройн, — поправил его Утенок.

— Ясно.

«Милая речка, не спорю, но самый мелкий из зубцов Трезубца втрое шире, и все три текут куда как быстрее».

Город тоже не впечатлил. Гхоян Дрохе никогда не был большим городом — это Тирион помнил из истории; но место было милое, полное зелени и цветов: город каналов и фонтанов. «Пока не началась война, и не прилетели драконы». Сейчас, тысячу лет спустя, каналы заросли грязью и тростником, превратившись в болото, в котором плодились рои мух. Разбитые камни храмов и дворцов вросли в землю, и берег реки плотно зарос корявыми старыми ивами.

Среди запустения всё-таки жила горстка людей, разбивших среди сорных трав небольшие огороды. Цоканье железных копыт по валирийской дороге заставило большинство местных устремиться назад в свои тёмные норы, откуда они выползали; на свету задержались только самые смелые, чтобы посмотреть на проезжих всадников тупыми, нелюбознательными глазами. Маленькая голая девочка с испачканными по колено в грязи ногами никак не могла отвести от Тириона глаз.

«Она в жизни не видела карликов, — понял он, — тем более безносых».

Он состроил ей рожу и высунул язык. Девочка заплакала.

— Что ты с ней сделал? — спросил Утёнок.

— Послал воздушный поцелуй. Все женщины плачут, когда я их целую.

За спутанными ивами дорога вдруг оборвалась, и им пришлось свернуть на север и ехать вдоль воды, пока прибрежные заросли вдруг не оборвались. За ними оказалась древняя каменная пристань, наполовину ушедшая под воду, со всех сторон окруженная высокой бурой травой.

— Утёнок! — раздался крик. — Хэлдон!

Тирион повернул голову и увидел подростка, забравшегося на крышу какой-то приземистой дощатой лачуги и размахивающего широкополой соломенной шляпой. Это был стройный, хорошо сложенный парень, длинноногий, с копной тёмно-синих волос на голове. На взгляд карлика, ему было лет пятнадцать — шестнадцать или около того.

Лачуга оказалась палубной надстройкой «Скромницы» — ветхой одномачтовой посудины. Широкий корпус и небольшая осадка делали её как нельзя более подходящей для того, чтобы ходить вверх по самым узким протокам и перебираться через песчаные отмели. «Неказистая девица, — подумал Тирион, — но дурнушки, бывает, оказываются в постели самыми страстными». Ходившие по рекам Дорна лодки частенько ярко раскрашивали и покрывали вычурной резьбой, но эта была не из таких. Она была выкрашена в болотный серо-бурый цвет с блеклыми и шелушащимися бортами; большой изогнутый румпель был прост и невзрачен. «На вид сущий хлам, — подумал он, — но, уверен, в этом-то и дело».

Утёнок заулюлюкал в ответ. Кобыла пошлепала по мелководью, приминая камыши. Подросток соскочил с надстройки на палубу лодки, и наружу выглянули прочие члены команды «Скромницы». За румпелем показалась пожилая пара с ройнарскими чертами лица, из дверей надстройки вышла симпатичная септа в мягком белом облачении, откинув с глаз локон темных волос.

«А вон там, без сомнения, Гриф».

— Хватит орать, — сказал тот. Над рекой повисла неожиданная тишина.

«С этим хлопот не оберешься», — сразу сообразил Тирион.

Накидка Грифа была сделана из шкуры ройнского рыжего волка вместе с головой. Под шкурой он носил коричневую кожаную куртку с нашитыми железными кольцами. Чисто выбритое лицо Грифа было похоже на надетую на нем куртку — такое же плотное и кожистое, с морщинками в углах глаз. Хотя волосы у него, как и у сына, были выкрашены в синий цвет, брови и корни волос оставались рыжими. На поясе висели меч и кинжал.

Если Гриф и был рад снова видеть Утёнка и Хэлдона, он это умело скрыл — зато не потрудился скрыть свое неудовольствие при виде Тириона.

— Карлик? Это что ещё такое?

— Знаю-знаю, вы надеялись на круг сыра, — Тирион повернулся к Юному Грифу и одарил его самой своей обезоруживающей улыбкой. — Синие волосы сослужат тебе добрую службу в Тироше, но в Вестеросе дети будут кидаться в тебя камнями, а девушки смеяться в лицо.

Мальчик смутился.

— Моя мать была из Тироша. Я крашу волосы в память о ней.

— Что это за существо? — потребовал ответа Гриф.

Ответил Хэлдон:

— Иллирио прислал вам письмо с разъяснениями.

— Так давай его сюда. А карлика в мою каюту.

«Ох, и не нравятся мне его глаза», — подумал Тирион, когда в полумраке каюты наемник сел напротив него за сучковатый дощатый стол с сальной свечой посередине. Глаза у Грифа были бледные, холодные, льдисто-голубые. Тирион терпеть не мог бледных глаз: у лорда Тайвина глаза были бледно-зелёные с золотыми искорками.

Он смотрел, как наёмник читает письмо. Само то, что Гриф умел читать, кое-что о нём говорило: многие ли наёмники могут похвастаться подобным талантом? «Он даже почти не шевелит губами», — заметил Тирион.

Наконец Гриф оторвался от пергамента и сощурил свои бледные глаза.

— Тайвин Ланнистер убит? Твоими руками?

— Моим пальцем. Вот этим, — Тирион выставил палец Грифу напоказ. — Лорд Тайвин сидел в нужнике, и я вогнал ему арбалетный болт в брюхо, чтобы посмотреть, не испражняется ли он, и правда, золотом. Оказалось — нет. Жаль, золото бы мне пригодилось. Ещё я убил свою мать — немного раньше. Да, и еще моего племянника Джоффри — отравил на его собственном свадебном пиру и смотрел, как он задыхается. Торговец сыром об этом не упомянул? Еще, прежде чем завязать, я собираюсь пополнить список своими братом и сестрой — если смогу этим угодить вашей королеве.

— Угодить ей? Иллирио тронулся рассудком? Он вообразил, что Её Величество с радостью возьмет себе на службу человека, открыто признающего себя цареубийцей и предателем?

«Отличный вопрос», — подумал Тирион, но вслух ответил:

— Король, которого я убил, занимал её трон, и все, кого я предал, были львами. Так что, сдается мне, я уже сослужил ей хорошую службу, — он почесал обрубок носа. — Не бойтесь, вас я убивать не буду — вы мне не родственник. Можно мне взглянуть на письмо? Люблю читать о самом себе.

Гриф проигнорировал просьбу, поднес письмо к свече и смотрел, как пергамент чернеет, загибается и занимается пламенем.

— Таргариены и Ланнистеры — смертельные враги. Ради чего тебе поддерживать дело королевы Дейенерис?

— Ради золота и славы, — охотно ответил карлик. — Да, и из ненависти. Если вы когда-нибудь встречали мою сестру, то поймете.

— В ненависти я разбираюсь прекрасно.

По тому, как Гриф выговорил это слово, Тирион понял, что тот говорит правду. «Его самого питает ненависть, и она же много лет согревает его по ночам».