Воспоминание - Деверо Джуд

После слов Алиды в комнате мгновенно воцарилась тишина. Все глаза, кроме глаз Мег, устремились на нее. Мег в эту минуту сосредоточенно пеленала детей, боясь их простудить.

– Ну! – вскричала Алида со всей силой, на какую была способна, потому что все еще была слаба от боли. – Где же мой сын?

Ни одной из служанок не хотелось испытать на себе, каков будет гнев госпожи, когда ей скажут, что у нее еще одна дочь.

Все это казалось Мег ерундой. Она, конечно, знала, как ее светлость молилась о сыне, но этих просьб Мег не понимала. Какая разница, будет ребенок девочкой или мальчиком? Детей посылает Господь, это Его дар, так что обращаться с этим даром надо соответственно.

Мег поднялась со стула и направилась к Алиде, чтобы с улыбкой показать ей детей:

– У вас дочка и прехорошенькая.

В комнате наступила полная тишина.

В первый момент Алида отказалась поверить в то, что было сказано. Этого не могло быть. Она не могла, не могла редеть еще одну девку!

– Ну, разве не красавица? – говорила Мег, наклоняясь над кроватью Алиды и показывая ей обоих детей, которых держала на руках. Она откинула пеленку с тельца девочки:

– Посмотрите только, какая у нее белая кожа, и какие чудные волосы! А что у нее за глазки! Она будет самой красивой из всех ваших дочерей, это я вам точно скажу.

Алида, измученная болью, потрясенная разочарованием, все еще не могла поверить в свое несчастье Все, что она могла видеть, – это был большой мальчик с золотистой кожей, рядом с крошечной девочкой-блондинкой.

– Покажите мне моего сына. Покажите, – повторяла она, словно обезумев. Она протянула руки, чтобы взять мальчика. На девочку она даже не посмотрела. Сообразив, что она сейчас сделает, Мег выпрямилась и прижала детей к себе.

– Нет, – тотчас сказала она. – Дети хотят быть вместе.

Все, кто был в комнате, затаили дыхание. Было хорошо известно, какой у Алиды горячий и жесткий нрав. Тот гнев, который питал к ней ее муж, она вымещала на всех, кто попадался ей под руку, и служанки боялись ее. Но в словах Мег было столько здравого смысла, что Алида одумалась.

– Я хочу этого мальчика, – прошептала она. – Он должен был быть моим.

Быстро оглядев комнату, она принялась лихорадочно соображать, кто здесь был с начала и сможет ли она так запугать всех этих женщин, чтобы заставить их молчать и хранить тайну.

Она хотела забрать себе этого мальчика. Разве та девушка не отдала его ей и он не принадлежит ей по праву? К тому же в суматохе детей могли перепутать, так что этот мальчик на самом деле был ее, а девочка – дочь умершей иностранки… Какая разница, в самом деле, что у нее все девочки блондинки, а у этого парня на голове густая черная шевелюра.

Итак, интересно, сможет ли она это сделать?

Только Мег, которая не жила под одной крышей с Алидой в течение долгих лет и не видела, как мучил ее муж все эти годы, не подозревала, о чем думает ее светлость, да и вообще Алида немного для нее значила, пока с детьми все было хорошо.

Пенелла, наоборот, была с Алидой со дня ее свадьбы. В ее глазах стояли слезы, потому что она по-настоящему любила свою госпожу и видела, как та из счастливой смеющейся девушки превратилась в ужасную мегеру.

Пенелла заговорила первой.

– Вот у нее, – она показала пальцем на мертвое тело матери мальчика, – была старая служанка. Как только мальчик появился на свет, она тотчас побежала сказать отцу.

В глазах у Алиды потемнело от гнева, а голова закружилась. Гнев ее был на саму себя, на всех, кто не догадался подменить младенцев. Надо было загодя приказать служанке, чтобы та выгнала всех из комнаты, кроме повитухи. Тогда произвести подмену было бы очень просто. Никто не осмелился бы заподозрить вслух, что сын не ее, а этой мертвой девчонки.

А если бы она сказала Джону, что это его сын, а этот кретин Гильберт Рашер стал бы это оспаривать, Джон бы придушил его собственными руками Но главное – Джон тогда любил бы ее. По-настоящему бы ее любил.

– Я попытаюсь ее остановить, – прошептала Пенелла, открывая дверь и бросаясь вслед за посланницей.

Но за дверью уже стоял Джон, а за ним – пьяный Гильберт Рашер. Его красное лицо было, как всегда, грязным.

Несмотря на то, что он сделал все, что мог, чтобы в его голосе не прозвучало нисколько надежды, все-таки лицо его выдавало какое-то предчувствие.

– Говорят, родился сын? – спросил он, старательно делая вид, что он в это нисколечко не верит. Но он был плохим актером.