Черный Янгар - Демина Карина

Кейсо тоже был толст, но его полнота не вызывала у Янгара такого отвращения.

Остановившись на середине пути, Вилхо позволил рабам подхватить себя под руки. Его ладони вяло обвисли. Поплыла золотая краска на лице. И пот покатился по широкому лбу. До Янгара доносилось сиплое дыхание, а сквозь приторную сладость благовоний пробивался кисловатый запах разъеденного болезнью тела.

Рабы помогли кёнигу спуститься. И они же поддержали его, когда Вилхо, морщась и кривясь, ступил на красную дорожку. Он подошел к Янгару и, заглянув в глаза, сказал обычным своим скрипучим голосом:

– Ты замиришься с Ину, понял?

Влажные пальцы вцепились в щеку. И на миг показалось: Янгар снова в прошлом, на рынке Бейсам. И не в тронном зале Оленьего дворца стоит, но на деревянном помосте. И не Вилхо Кольцедаритель рядом, но старший евнух Тершен-паши пальцами в рот лезет, пытаясь понять, хороши ли у раба зубы.

Старший евнух каждую неделю отбирает мальчишек: велик гарем у хозяина.

И потянуло оскалиться, впиться, как тогда, в унизанные перстнями пальцы.

Сдержался Янгхаар, только отшатнулся.

– Замиришься, – совсем иным тоном повторил Вилхо. И пальцы свои о камзол Янгара вытер. – Не забывай своего места, Янгхаар. Мы тебя вознесли. Но мы тебя и уничтожить можем.

– Кто тогда будет сторожить твой дом, кёниг?

Вилхо повел плечом и спокойно ответил:

– Поверь, найдутся желающие.

Глава 23

Призраки

Не прошло и трех дней, как встретились два заклятых врага.

Встал перед золотым троном Ерхо Ину. Склонил голову Тридуба перед кёнигом и положил к подножию дюжину шкатулок, драгоценными камнями наполненных. Бросил к ногам Вилхо шкурки чернобурок и соболей.

Принес Янгхаар чудесные ткани: яркие шелка и бархат мягкий, как первая трава, златотканый атлас и скользкую переливчатую тафту, которую делали за морем. Привел он дюжину жеребых кобылиц и полдюжины тонконогих восточных жеребцов.

Доволен остался Вилхо. Принял он дары и, велев подняться, подал Ину правую руку, а Каапо – левую.

– Мы, – обратился он к Янгару, – волей богов поставлены над Севером и данной нам властью освобождаем тебя от клятвы, принесенной столь неосторожно. Мы говорим, что неугодна месть богам.

Жрецы, сидевшие у подножия трона на мягких белых коврах, закивали. И Советники подхватили слова Вилхо.

– Отправь в храм Маркку черного быка. И матери всего сущего – дюжину белых голубей. Для Акку – клинок, кровью обагренный.

Поклонился Янгхаар, показывая, что сделает так, как кёниг велит. И вряд ли кто видел усмешку на его губах. Кёниг же нахмурился и громко произнес:

– Да будет отныне между вами мир вечный!

И руки соединил.

Сдавил Тридуба ладонь Янгхаара так, что затрещали кости. Крепким было и ответное пожатие. Смотрели двое друг другу в глаза. Улыбались. И всякому было ясно: страшным будет мир меж ними.

– Будь у меня еще одна дочь, – усмехнулся Ерхо Ину, сжимая ноющие пальцы в кулак, – отдал бы ее тебе. А пока возьми виру за свою обиду.

Три сундука, наполненных золотым песком, внесли в зал.

– Что передать твоему сыну? – Янгхаар не удостоил виру и взгляда.

– Тот, о ком ты говоришь, больше не мой сын.

Не ответил Янгар, но подал знак, и поставили перед Ерхо Ину сундуки с монетами.

Довольным выглядел Вилхо.

Вот только люди, к кёнигу близкие, шептались, что слишком уж вольно стал держаться Черный Янгар. И, подчинившись воле кёнига на словах, на деле он задумал недоброе – нарушить слово, перед троном сказанное. А иные и вовсе говорили, что будто бы вышел час славы Янгхаара Каапо. И пусть пока еще он в силе, но вскоре иссякнет эта сила. Третьи добавляли: громко поет Пиркко-птичка. Готов кёниг слушать ее.

Но никто не удивился, когда покинул Черный Янгар город.

Куда ушел?

Кто знает.

Только Вилхо, услышав новость, помрачнел да швырнул в слугу серебряным кубком. Расплескалось вино по белому ковру. Алое. Еще не кровь, но дурно стало кёнигу. И Пиркко, стоявшая за спиной его, положила руки на плечи, сказав так:

– Не стоит он твоего гнева. Волк ведь. Погуляет и вернется.

– Я не разрешал ему уходить.

Нежны были ее пальцы, бережно касались они мягкой кожи Вилхо, заставляя его позабыть о горестях. И подумалось: отчего б не жениться?