Ричард Длинные Руки – маркграф - Орловский Гай Юлий

– Пытались найти?

– Еще как! Такой азарт на благое бы дело… Но вы и в такой мелочи преуспели. Все чувствовали, что вы где-то рядом, но никто так и не сумел…

– Да, – ответил я, – такой вот я крутой и неуловимый.

– А где вы были?

Я ухмыльнулся.

– Как вы правильно заметили, совсем рядом. Но не скажу!

– Понятно, чтобы потом новое место не искать? Разумно. Могу сообщить, что ваше распоряжение насчет той трещины выполняется. За небольшую плату крестьяне начали возить на телегах туда камни. Предполагается, что за год-два удастся засыпать достаточно, чтобы проложить дорогу. Или хотя бы мост.

В зал вбежали слуги с блюдами в руках. Я едва дождался, когда разложат по тарелкам, потом вспомнил о молитве и заставил себя потерпеть целых две минуты, глядя на роскошные истекающие сладким соком тушки мелких птичек с удивительно белым нежным мясом.

Барон смотрел на меня в удивлении.

– Что-то случилось, сэр Ричард?

– Молитва перед обедом, – отрезал я. – А вы, сэр Альбрехт, сразу, как дикарь, за жратву?

Он пробормотал:

– Больно голос у вас подозрительно тихий. Хотя бы губами шлепали!

– Я про себя, – сообщил я. – Молча. Из скромности. Господь все равно услышит, он не тугоухий. А то некоторые просто выкрикивают молитву, да еще и на улице, чтобы все видели их набожность!..

Он буркнул:

– Я тоже молился. Молча. Не стал же я хватать со стола раньше вас? То-то. А вообще вы правы. Мы должны подавать пример местному населению. Все равняются на благородных!

– Потому тяжко быть благородными, – вздохнул я.

– Пока молоды, – возразил он, – это еще легко!

– А когда поумнеем?.. ладно, не отвечайте. Я уверен, благородство – это одна из лучших черт, придуманных и сотворенных Господом. За что его еще больше уважаю. В Адаме и Еве не было ничего подобного, двое тупых простолюдинов!.. Но потом проявилось! Я вот жру и думаю, а что еще в нас Господом скрыто?

Он вздохнул.

– Вот именно скрыто. Можем открыть, а можем закопать еще глубже.

– Благородство обязывает, – ответил я. – Будем копать.

Ели мы довольно долго в молчании, барон не сдержанный Куно, хотя тоже умеет просчитывать каждый шаг, бесстрастно режет мясо, насыщается спокойно, безспешно, хорошо прожевывает и время от времени запивает вином.

Даже Бобик при нем ведет себя сдержанно, не стучит лапой по колену, напоминая о себе, а благовоспитанно принимает то, что дают.

Я сказал мрачно:

– Хорошо бы еще Кейдана привлечь и за военные преступления…

Он спросил озадаченно, сбитый с толку неожиданным поворотом:

– Это какие?

Я раздраженно отмахнулся.

– Барон, не занудствуйте! Какие скажем, такие и будут. Всегда и везде только победитель решает, в чем состояли военные преступления. А для Кейдана и высасывать из пальца, как обычно делается, не придется! Его даже за одну его морду можно судить.

Он подумал, кивнул.

– Победители придумывают правила, а побежденным по ним жить.

– Если, – сказал я, – ударишь кого по пьяни – ты свинья и драчун. Если еще ухитрился вытащить у него монеты – это гнусный разбой. Если купил на эти деньги меч, то нарушаешь закон, ибо оружие запретим носить на улицах в мирное время, если не в охране лорда или города. Если собрал шайку друзей и потрошишь караваны – это бесчинство и грабеж. Но если твоя шайка разрослась и называется армией, ты можешь захватить целую страну и назвать это освобождением от тирана!

Он посмотрел на меня с вопросом в серых спокойных глазах.

– Сэр Ричард, – спросил он в легком недоумении, – надеюсь, у нас не так? Святая миссия продвижения Слова Господа в эту темную страну не поставлена под сомнение?

– Ни в коем случае, – заверил я со вздохом, – но кто это видит? Замечают только грабежи и насилие. Ростки доброго и вечного, что всаживаем даже насильно в их головы… или сердца, проклюнутся не сегодня. Потому пока нам просто нужно удерживать власть. Чем вы и должны заниматься ежедневно и ежечасно.

Он покачал головой.

– Вы так говорите, словно сами… гм…

Я развел руками.

– Милый барон, меня беспокоят Ундерленды. Сейчас в равновесии: ни мы напасть не в состоянии, ни Кейдан оттуда не ударит. Но что там зреет? Об этом анклаве ничего не известно… среди простого народа.

– А среди непростого?

– Хороший вопрос, – ответил я. – Точный. Я все время, даже когда ничего не знал про Сен-Мари, собирал сведения про эти войны магов, которые великие только по силе, но не по уму… И вот из общения с непростыми удалось узнать, что во время последней войны Великих Магов океанская волна смыла все прибрежные города, ударилась о Великий Хребет и вернулась обратно. Эти земли заселялись заново.

Он придвинул к себе тарелку с медовыми пирогами и слоеным пирожным. Лицо стало хмурым, буркнул невесело:

– Все земли так заселялись.

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Но на побережье кое-где остались нетронутыми подземелья, хотя водой залило их тоже, и практически все было разрушено и там. Разрушено, но не уничтожено! И вот в Ундерлендах кто-то сумел, как мне кажется, судя по разным странным слухам, что-то оживить из творений Древних Магов.

Он вздрогнул.

– Ого!.. А что именно?

– Узнать можно только там, – ответил я кратко.

Он смотрел на меня исподлобья.

– Сэр Ричард. Если вы думаете, что думаю я, то вам такое лучше даже не думать.

– А кому? – спросил я.

– Не знаю.

– Только скажите! – сказал я настойчиво. – Я тут же переложу все на его плечи. Даже, если плечи хлипкие. Я не постесняюсь. Я из такого королевства, где добродетель – бесстыдство, а вовсе не скромность. Скромные у нас не выживали. Но, увы, я людей для такой миссии не зрю.

Он беспокойно заерзал, лицо из хмурого стало совсем темным. Расковырянный золотой ложечкой пирог беспомощно глядит раскрытыми внутренностями на безжалостного человека и ждет решения своей судьбы, но барон смотрел поверх тарелки.

– Не советую в Ундерленды, – пробормотал он. – Чую неприятности. Нам и так везло слишком долго.

– Мы опоздали с герцогом Вирландом, – напомнил я, – что позволило ему собрать армию. Я не хочу проворонить с этим загадочным анклавом. Я хочу понять, что нам может оттуда грозить.

– Ответственность обязывает? – спросил он мрачно. – Сэр Ричард, даже не думайте заталкивать меня в графы!

Дверь распахнулась, церемониймейстер громогласно провозгласил так, словно я на другом конце королевства:

– Граф Ришар, граф Рейнфельс…

Хорошо я его приструнил, мелькнула злобно довольная мысль. Раньше он пытался произносить титулы полностью, так бы одного Ришара представлял полчаса, а теперь просто бегло перечисляет, не меняясь в лице от такого грубого нарушения дворцового этикета.