Лунный воин - Гурова Анна

Мисук уже добыла рыбий хвост и мусолила его с выражением безбрежного счастья на полосатой мордочке. Глядя на нее, Мотылек почувствовал, что тоже проголодался.

– Так вкусно пахнет! – подольстился он к повару.

– А то! – Головастик слегка подобрел. – Подхвати-ка с другой стороны, давай снимем его с огня…

Вместе они сволокли котел на земляной пол, и Головастик отлил чуть ли не треть в большой чугунный горшок.

– На! – Он сунул тяжелый горшок в руки Мотылька.

– Это мне?

– Хе, размечтался! Пошли кормить Толстого.

– А почему я понесу горшок?!

– Потому что я понесу ключ и амулет! Старшему – более ответственное дело, понял? Ползи шустрее, Личинка, да не расплескай, а то вообще без обеда останешься!

Позади кухни, в отдалении от жилой части дома, находилась пристройка, нечто вроде хлева. Только вместо коров и коз там находилась прочная клетка, а в клетке был заперт Толстый. Еще на подходе к пристройке в нос шибало тяжелым запахом, много хуже, чем из выгребной ямы. Мотылька поначалу просто наизнанку выворачивало от этой болезненной вони, потом как-то притерпелся. Окон в пристройке не было, свет проникал через щели между прутьями в плетеных стенах. В полумраке темнела большая клетка из толстых брусьев, дочерна опаленных изнутри. На полу, покрытом вонючей коркой засохших нечистот, сидел голый, грязный, безобразно разжиревший подросток, глядя в стенку пустыми глазами. Услышав шаги, он медленно обернулся. Из клетки, как из печи, вдруг ударила волна жара. Мотылек мгновенно вспотел – не от жары; застучало сердце, задрожали коленки. Почему-то рядом с Толстым с ним это часто случалось.

Кормили Толстого для безопасности всегда вдвоем. Почти все время он был вялый и сонный, но вдруг вскакивал и бросался со всей дури на прутья, или возьмет да скажет что-то на не известном никому языке. Раз в неделю, непременно в присутствии знахаря, Головастик мыл пол в клетке. Съедал Толстый столько, сколько все они втроем, – и при этом был вечно голодный. Кроме жратвы, его, казалось, ничто не занимало.

– Не смотри ему в глаза, – напомнил Головастик, разворачивая амулет. – Учитель строго-настрого запретил!

– Помню, помню, – проворчал Мотылек. Он бы и сам не стал смотреть в глаза Толстому. Уж больно они были страшные. Чаще всего – пустые, рыбьи. Но иногда из них такое выглядывало… как из преисподней.

Как младшему, Мотыльку всегда доставалось более хлопотное дело – открывать клетку и кормить Толстого. Головастик только подстраховывал его амулетом. Как-то он проговорился, что клетка заговоренная, но Мотылек уж и сам догадался. Когда Толстый начинал беситься, он так метался, что и железная клетка не устояла бы, а эта вот держалась.

– Давай! – скомандовал Головастик, поднимая в вытянутой руке амулет – потертый, захватанный свиток с заклинанием на старшей речи; внизу свитка болтались на шнурках восковые печати, в том числе и гордость коллекции знахаря – личная печать бывшего наместника, самая мощная на земле Кирима. Толстый сразу забеспокоился, проворно забился в дальний угол. Мотылек быстро повернул ключ в замке, откинул засов, поставил на пол горшок с супом и выскочил обратно. В тот же миг Толстый с ревом кинулся на него, но не успел. Клетка качнулась, запахло горелым деревом. Поняв, что опоздал, Толстый утратил к Мотыльку интерес и с урчанием бросился к горшку.

– Ты погляди! – Мотылек схватил Головастика за рукав.

Толстый безо всякого видимого усилия держал перед собой на весу чугунный горшок. Суп кипел ключом у него в руках, словно они были из огня. Толстый взглянул на мальчиков рыбьим глазом и одним глотком выпил суп через край, нисколько не обжигаясь. Потом швырнул горшок на пол и рыгнул.

– Он еще хочет, – сказал Мотылек.

– Обойдется. Он бы весь котел сожрал и нас с тобой в придачу, – проворчал Головастик, закрывая клетку на ключ и скатывая амулет до следующего раза.

Почему Толстый оказался в клетке, что с ним случилось, Мотылек не знал. Головастик помнил времена, когда бешеный мальчик еще не был Толстым. Он был таким же, как и они, учеником Кагеру. Но однажды он сошел с ума. И с тех пор жил в клетке, как дикий зверь.

– Фу! – выдохнул Мотылек, когда они вышли из пристройки на свет и воздух. – Аж руки дрожат! Не дай боги никому сойти с ума, правда, Головастик? Отчего он спятил, не знаешь?

– Слишком любопытный был, – ухмыляясь, сказал Головастик. – Такой, как ты, – вопросы всякие задавал, лез везде…