Изгнанница Ойкумены - Олди Генри Лайон

В руках у Ника – букет люминолусов. Он сжимает цветы, как оружие. Самолеты заходят на цель. Визг нарастает, валится с небес зубьями огромной пилы…

Смолкает.

Висят недвижные самолеты. Копоть – камень. Стих ветер. От вездехода к Нику иду я. Никого нет? – неправда. Вот ты. Вот я. Мы – есть.

Она перестаралась.

Сказалось нервное напряжение. Энграмма пошла бесконтрольно, с такой силой, что накрыло всех – как в детстве, на «космической свадьбе». Честное слово, она не хотела.

…от леса шел Рауль, по колено проваливаясь в снег. На колесе вездехода сидел второй секретарь. Техник исподлобья глядел на самолеты, будто прикидывая, достанет ли камнем. Лепила снежок Матильда. А по шоссе к ним бежал Артур, босой на одну ногу. Сандалией он размахивал, как саблей…

– Оставайтесь в посольстве, – сказал Николас Зоммерфельд, и шоссе сгинуло. – Я еду во дворец, к шаху. Надо организовать эвакуацию людей за Скорлупу.

Он так и сказал: людей.

– Если не вернусь через два часа – поступайте на свое усмотрение.

VII

Через два часа он не вернулся.

Глава одиннадцатая

День гнева

I

Шум за окном отвлек ее от очередной – увы, безуспешной – попытки связаться с Ником. Орали так, будто срок, отпущенный адмиралом Шармалем, истек, и светопреставление уже началось. Болезненно поморщившись, Регина вышла на балкон. Следом скользнула бесшумная тень – Фрида. Тихая, как если бы онемела в одночасье, химера не ластилась, не заигрывала – просто не отходила от хозяйки ни на шаг. Казалось, «поводок», связывавший человека и зверя, вдруг натянулся и сделался материальным.

– Гух би гисит!

– Так, закрыли рты и уехали…

– Гух лулих!

Внизу, у ступенек парадного входа, разорялись вояки из охраны посольства. Кое-кого Регина помнила – их подарил ей шах Хеширут. В безумной круговерти про охранников, честно несущих службу, забыли. Впрочем, судя по скандалу, забыли не все. Скунс, например, вспомнил. Чихая и утирая нос ладонью, он гнал охранников прочь – мало что не взашей.

Оскорбленные в лучших чувствах, шадруванцы яростно возражали.

Зачем он их гонит? – вяло удивилась Регина. А, ну да… Посольство фактически в осаде; всадники по-прежнему барражируют вокруг, как стервятники над добычей. Охрана же – местная. Приказ начальства, и доблестные защитнички первыми ворвутся внутрь: резать или вязать. Прав Скунс, лучше их отсюда выставить. А то, что и от нас, и от «подарков» скоро мокрого места не останется – это не важно. По крайней мере, для Скунса. У него есть работа, которую он намерен выполнять до конца.

– Уехали, говорю. И без дискуссий…

– Би дамаг’хи бабат ридам!

Шестеро громил, вооруженных до зубов – двое конных и четверо пеших – огрызаясь и бранясь, пятились от щуплого ларгитасца. С неотвратимостью бульдозера Скунс теснил их от посольства. Оружия он предусмотрительно не взял, и воякам было стыдно обнажать клинки. Наконец у одного не выдержали нервы: молодой охранник вздернул лошадь на дыбы, замахнулся плетью… Мигом позже он уже валился на булыжник – вместе с храпящей лошадью. Регина не заметила, что сделал Скунс. Кажется, он приложил не только бедное животное – товарищи поверженного, сплевывая кровь на мостовую, помогали встать оглушенному падением приятелю, но в драку не лезли.