Искры гаснущих жил - Демина Карина

Будет ли?

Он не способен пошевелить пальцами, и говорит с трудом. Собственный язык стал тяжелым, неловким, а губы и вовсе будто мертвые. Каждый день Кейрен пытается произнести свое имя, но из горла вырывается то скулеж, то рычание. Но он пробует снова и снова.

Вместе с мамой.

Она почти поселилась в госпитале, а если бы не отец, то и поселилась бы. Мама приносит книги, и нарочито веселым бодрым голосом читает их. И заставляет Кейрена повторять слова.

Слоги.

День за днем. Раз за разом. Мама разминает стопы и ладони, давит, вынуждая шевелить пальцами, ведь хирург, тот самый, который спас Кейрену жизнь, утверждает, что восстановление возможно.

И маму сменяют братья.

Они вновь шутят, но осторожно, боясь задеть его неловким словом. Братья сажают в постели. Поднимают. Сгибают руки и ноги, заставляя тело вспоминать забытые движения.

Когда рана на голове заживает, и сломанные кости срастаются, Кейрена отпускают домой. К экипажу несет отец, и держит на руках. Он садится у окна, и Кейрен, опираясь затылком на отцовское плечо, смотрит на город.

Экипаж едет нарочно медленно и кружным путем.

А в комнате Кейрена его ждет замок. Вот только волшебство поблекло. Каменные стены? Подделка. И башни не способны защитить. А рыцарский доспех — всего-навсего посеребренная латунь.

— Но ты поднялся, — Таннис смотрит с жалостью.

— Спустя полгода я научился сидеть. Еще полгода — и смог ходить. Меня собирались исключить из школы, и отец был согласен. Он не хотел больше рисковать, но… я настоял, что смогу вернуться.

Еще год ушел, чтобы получить разрешение доктора.

И убедить отца.

Мать, которая теперь вздрагивала, стоило Кейрену немного простыть.

Новый класс, в котором Кейрен выделялся ростом. Он был старше своих одноклассников, но учеба давалась с трудом, сказывался удар по голове. И ему вновь мягко посоветовали отступить.

— Но я удержался, — Кейрен не чувствовал гордости, скорее он тогдашний у себя нынешнего вызывал удивление этим нечеловеческим упорством.

— А меня Войтех учил. У него сохранился букварь… и другие книги. А потом еще леди Евгения… — Таннис стащила одеяло и сунула меж прутьев. — Держи. И не смотри ты так, оно чистое.

— И без клопов?

— Без, — без улыбки ответила Таннис. — Твой отец мог бы нанять учителей, чтоб ты не мучился.

— Мог, но… — одеяло было приятно теплым, и Кейрен завернулся в него. — Тогда я не смог бы служить. Есть негласное правило. На службу, не важно, армия, разведка или статские чины, но возьмут лишь того, кто закончил академию. Точнее, возьмут-то любого, но продвинуться не позволят.

— А тебе так служить хотелось?

Она подняла следующее. Одеял было шесть.

И принадлежали они ныне умершим людям.

— Не столько служить, сколько я понимал, что это — мой шанс быть… полезным для рода. И для себя самого. Я пятый сын. И да, со-родичи не бросили бы меня. И отец нашел бы дело, но… я не был бы самостоятелен, понимаешь? Всю жизнь под опекой… это сложно объяснить.

Таннис кивнула.

— Сидел бы на шее у родичей, а они бы тобой командовали.

— Что-то вроде.

Дело не в родичах, дело в том, что Кейрену казалось: если он сдастся, то те, из парка, победят.

Тепло от одеяла уняло дрожь. И камень в желудке начал потихоньку растворяться, да и вообще ситуация, в которую Кейрен угодил, перестала вызывать злость, скорее уж забавной показалась.

Охотничек.

И специалист по разговорам. На откровенность он вызвать попытался… теперь вот сам о себе говорит да такие вещи, о которых предпочел бы умолчать. Но свидетельница Кейрена слушает.

Это хорошо.

— Честно говоря, я надеялся, что Каменный лог все исправит. Когда живое железо пробуждается, то и раны переносятся легче. Мой брат на разрыв-цветке подорвался. Говорили, что на нем живого места не было, но ничего, выжил. Даже шрамов не осталось.

— И как, помогло?

Она ткнула крюком в угли, подняв облако сизого пепла.

— Ну… сложно сказать.

Каменный лог стал еще одной неудачей, но Кейрену ли привыкать?

— Ты же видела, какой я…

— Красивый, — подумав, сказала Таннис. — Синенький…

— Это лазурь.

Эпатажно, если верить матушке. Но более идиотский окрас и представить сложно.

— А пофигу, — примирительно заметила Таннис. — Синенький и блестишь.