Мужчины не ее жизни - Ирвинг Джон

(Он лысый, гладколицый, с яйцевидной головой и неопределенной фигурой — не очень крупной.)

3. Hij spreekt Engels met, denk ik, een Duits accent.

(Он говорит по-английски, кажется, с немецким акцентом.)

4. Hij heeft geen seks. Hij neemt ййn foto van het lichaam nadat hij het lichaam heeft neergelegd.

(Он не занимается сексом. Он снимает одну фотографию тела, сначала придав телу нужную позу.)

5. Hij loenst, zijn ogen bijna helemaaldichtgeknepen. Hij zieteruit als een mol. Hij piept als hij ademhaalt. Astma misschien.

(У него косые глаза, почти полностью закрытые. Он похож на крота. Он сипит. Может быть, астма.)

6. Hij werkt voor SAS. De Scandinavische luchvaart-maatschappij? Hij heeft iets te maken met beveiliging.

(Он работает в SAS. Скандинавские воздушные линии? Это как-то связано с безопасностью.)

Это вместе с тюбиком поляроидного покрытия было полным свидетельским отчетом Рут. Ее бы обеспокоило, услышь она неделю или около того спустя, что говорил Харри Хукстра своему коллеге по полицейскому участку на Вармусстрат.

Харри не был детективом; убийцу Рои уже искали шесть или больше детективов. Харри Хукстра был всего лишь уличным полицейским, но более тридцати лет квартал красных фонарей и район Бергстрат были его участком. Никто в де Валлене не знал проституток и их мир лучше, чем он. И потом, отчет свидетеля был адресован Харри. Поначалу казалось, что вполне можно допустить: свидетелем был кто-то, знавший Харри, скорее всего проститутка.

Но Харри Хукстра никогда не делал допущений. У Харри были свои методы. Детективы занялись убийцей, а Харри предоставили заниматься менее существенным делом — свидетелем. Если его спрашивали, как продвигаются дела с расследованием убийства проститутки — приблизился ли он уже к обнаружению убийцы? — то без пяти минут сержант Хукстра отвечал: «Убийца — не мое дело. Я ищу свидетеля».

Если ты писатель, твоя беда в том, что, как бы ты ни пытался остановить поток мысли, связанный с задуманным тобой романом, твое воображение продолжает работать; ты не можешь его отключить.

И потому Рут в самолете, летящем из Амстердама в Нью-Йорк, против воли сочиняла первые предложения будущего романа. «Наверно, я все же должна выразить благодарность моему последнему плохому любовнику». Или: «Пусть он и был отвратителен, но я благодарна моему последнему плохому любовнику». И так далее, и тому подобное; потом она услышала, как пилот сказал что-то об ирландском побережье.

Она хотела бы задержаться над этой землей чуть подольше. Рут обнаружила, что, когда под ней не было ничего, кроме Атлантики, а она прекращала думать о своем новом романе, воображение погружало ее в менее приятную область: что теперь будет с дочерью Рои? Этот вопрос не давал ей покоя. Осиротевшей девочке теперь может быть семь или восемь лет, а может, столько, сколько Уиму, или еще больше, хотя нет, ведь Рои все еще забирала ее из школы!

Кто теперь будет заботиться о ней? Дочь проститутки… этот вопрос занимал воображение писательницы не меньше, чем название романа, который ей хотелось написать.

Чтобы покончить с этими навязчивыми мыслями, Рут принялась рыться в своей ручной клади в поисках какого-нибудь чтения. Она забыла о книгах, которые путешествовали с ней из Нью-Йорка в Сагапонак, а потом — в Европу. Она начиталась (на сей день) «Жизни Грэма Грина», и при сложившихся обстоятельствах ей была невыносима мысль о чтении «Шестидесяти раз» Эдди О'Хары. (Одни только сцены мастурбации могли бы окончательно выбить ее из колеи.) Вместо этого Рут снова взялась за канадский детективный роман, врученный ей Эдди. Ведь, в конечном счете, разве Эдди не сказал ей, что эта книга — «хорошее чтение для самолета»?

«Пусть уж лучше это будет дешевый детектив», — думала Рут, которая в тот момент готова была читать что угодно — лишь бы бежать от собственного воображения.

Рут снова испытала раздражение, поглядев на расплывчатую фотографию автора; раздражало ее и то, что эта загадочная писательница скрыла свое имя. Псевдоним «Алис Сомерсет» ничего не говорил Рут. Но если бы это имя на обложке увидел Тед Коул, то он бы очень внимательно рассмотрел эту книгу, а особенно — фото автора, при всей его неотчетливости.

Девичья фамилия Марион была Сомерсет, а ее мать звали Алис. Миссис Сомерсет возражала против брака дочери и Теда Коула. Марион всегда сожалела об охлаждении отношений с матерью, но поделать с этим ничего не могла. А потом, незадолго до гибели Томаса и Тимоти, ее мать умерла; вскоре после этого умер и отец, тоже не дожив до гибели обожаемых сыновей Марион.

На заднем клапане обложки об авторе говорилось только, что это — американка, эмигрировавшая в Канаду в конце пятидесятых и во время Вьетнамской войны помогавшая молодым американцам, уезжавшим в Канаду, чтобы избежать призыва. «Хотя миссис Сомерсет вряд ли назвала бы бесценное "Пособие для иммигрантов призывного возраста в Канаду" своей первой книгой, — сообщалось на заднем клапане, — ходят слухи, что она внесла немалый вклад в его создание».

Все это раздражало Рут: сдержанная информация на клапане, неразборчивое фото автора, манерный псевдоним, не говоря уже о заглавии.

«Проводили до дома из "Цирка летающей еды"» — это напоминало Рут название какой-нибудь песни в стиле кантри-вестерн, слушать такую песню у нее не было ни малейшего желания.

Она не могла знать ни того, что в конце семидесятых в Торонто был популярный ресторан под названием «Цирк летающей еды», ни того, что ее мать работала там официанткой; Марион, которой в то время было под шестьдесят, гордилась этим — все остальные официантки в ресторане были молодыми женщинами. (Фигура у Марион все еще была хороша.)

Не могла Рут знать и того, что первый роман ее матери, изданный в США, имел скромный успех в Канаде. Роман «Проводили до дома из "Цирка летающей еды"» был издан и в Англии; этот и два следующих романа Алис Сомерсет выдержали несколько очень успешных изданий в других странах. (В особенности немецкий и французский переводы — на немецком и французском книги Марион разошлись гораздо большими тиражами, чем английское издание.)

Но Рут достаточно было дочитать до конца первую главу «Проводили до дома из "Цирка летающей еды"», чтобы понять, что Алис Сомерсет — это псевдоним Марион Коул, ее матери, добившейся скромных успехов на писательском поприще.

Продавщица, которая к тому же подрабатывала официанткой, была найдена мертвой в своей квартире на Джарвис к югу от Джерарда. Эта квартира отвечала ее доходам, но лишь потому, что снимала она ее вместе с двумя другими продавщицами. Они втроем продавали бюстгальтеры у Итона.

Для погибшей девушки работа в крупном магазине была шагом наверх. До этого она продавала нижнее белье в магазинчике, называвшемся «Бра бар»[38]. Она говорила, что «Бра бар» расположен так далеко на Авеню-роуд, что это уже на полпути к зоопарку; это было преувеличением. Она как-то пошутила, сказав подружке, что клиенты в «Бра бар» чаше приходят из зоопарка, чем из Торонто, что, конечно, тоже было преувеличением.

Ее товарка по комнате сказала, что у погибшей девушки было классное чувство юмора. По словам этой подруги, погибшая подрабатывала официанткой, потому что, как она говорила, среди покупателей бюстгальтеров практически не бывает парней. В течение пяти лет ночами она работала в «Цирке летающей еды», куда ее приняли (как и других женщин, которые там работали), потому что в футболке у нее был соблазнительный вид.

Футболки для официанток в «Цирке летающей еды» были в обтяжку и с низким вырезом, под которым был изображен гамбургер. У гамбургера имелись крылья, распростертые прямо на грудях официанток. Когда товарки погибшей нашли ее тело, на ней ничего не было, кроме футболки в обтяжку с низким вырезом и летящим гамбургером, закрывающим ее груди. Мало того, футболку на нее надели, когда она уже была мертва. В груди мертвой девушки обнаружили двадцать колотых ран, но ни одного разреза в футболке с летящим гамбургером.

Все соседки жертвы утверждали, что убитая продавщица «ни с кем не встречалась» в последнее время. Но дверь в квартиру не была взломана, значит, молодая женщина кого-то впустила сама. И потом она предложила пришедшему стакан вина. На кухонном столе стояли два полных стакана с вином, хотя ни на одном из них отпечатков губ не обнаружилось, а единственные отпечатки пальцев на обоих стаканах принадлежали ей. Ни в одной из колотых ран не было найдено нитей материи, иными словами, когда ее закололи, она была раздета. Либо она впустила кого-то в квартиру, будучи голой (а в таком случае пришедший был ей хорошо знаком), или же ее уговорили раздеться, что она сделала без особого сопротивления, возможно, под угрозой ножа. Если ее изнасиловали, то она не оказала насильнику сколько-нибудь заметного сопротивления (возможно, это тоже было сделано под угрозой ножа), или же она занималась любовью добровольно, что казалось менее вероятным. Но то, что незадолго перед убийством она имела соитие с мужчиной, не вызывало сомнений.