Полшага до мечты - Лазарева Ирина

В это время Семен Павлович протянул руку и погладил Анну по щеке.

— А ведь ты мало изменилась, — сказал он. — Я всегда знал, что ты станешь красавицей.

У Ани почему-то хлынули слезы из глаз, без всякой внутренней подготовки. Она осторожно обняла его — родное существо, одно из самых родных, какие бывают у человека. Не было необходимости привыкать к нему, она помнила его сердцем, своей иртеньевской сущностью, она была его дочерью — и этим все было сказано. Вот и ей выпало счастье выплакаться на отцовском плече, о таком Анне не доводилось даже мечтать.

Отец и дочь стояли обнявшись, а Матвей с сумками в руках застрял посреди коридора с видом человека, который узрел нечто совершенно неожиданное.

Глава 3

Они сидели за обеденным столом. Аня так увлеклась разговором с отцом — им так много надо было рассказать друг другу, — что не замечала, как Матвей выходил из дома, возвращался с пакетами, как громыхал посудой на кухне и вскоре заставил стол тарелками с едой. По квартире распространился аппетитный запах жареного мяса — источником послужили крупные куски, сложенные румяной горкой на подносе в окружении печеных помидоров и мясистых перцев.

— Кушать подано, господа. — Кулинар одарил присутствующих своей замечательной улыбкой.

— Ой, что же это я? Совсем забыла. Матвей, где моя сумка?

Аня принялась вынимать продукты — купила все дорогое: черную и красную икру, армянский коньяк «Наири» двадцатилетней выдержки, колбасы твердого копчения, головку «Рокфора», балык из осетрины, нарезанный нежными ломтиками, и прочую вкусную снедь.

Тёмка даром времени не терял, обследовал все помещения. В доме было три комнаты, небогато, но чисто отремонтированные, полы дощатые, крытые коричневой масляной краской. Белые оконные рамы, подоконники и внутренние двери тоже выглядели свежевыкрашенными. Впечатляющие чистота и порядок не скрывали, однако, отсутствия в доме женщины. Это было сугубо мужское жилище по рациональному раскладу вещей, по строгой обстановке спален, лишенных кокетливых подушек, покрывал, всевозможных забавных вещиц, какими любят украшать и создавать в квартире уют женщины. Печать аскетизма лежала на всем, начиная с непритязательной посуды, кончая простой, но крепкой мебелью.

Тёмке все же удалось отыскать в сухом чередовании предметов обихода модель планера.

— Ж-ж-ж, — кружил над головой планером Тёмка. — Дядь, подаришь мне самолет?

— Я бы подарил, только он не мой. Надо спросить у Сережи, он скоро придет, — отозвался Матвей.

— Не будем садиться за стол без Сергея, — сказала Аня.

— Да кто его знает, когда пожалует, — махнул рукой Семен Павлович. — Дело молодое, сбежит куда-нибудь после школы, а мы сиди — жди. Давайте-ка подсаживайтесь. Артем, садись рядом с дедушкой, дай хоть поглядеть на тебя как следует.

— Зачем тебе палка? — спросил мальчик.

— Ходить трудно…

— Дедушку ранили на войне, — объяснила Аня.

— Ты солдат? — заинтересовался ребенок.

— Летчик, как дядя Матвей.

— А я…а я… — загорячился малыш, — я, когда вырасту, стану Бетменом! Дядя Матвей, у тебя такой самолет, как у Бетмена?

— Нет, брат, у меня лучше. У Бетмена и не самолет вовсе, так, игрушка. Я тебе, малыш, покажу настоящий самолет.

— И покатаешь?

Матвей озадаченно хмыкнул и почесал в затылке.

— Конечно, покатает, — пришла на выручку Аня, — денька через два. Сейчас самолет не летает, его проверяют, ремонтируют.

— А-а, знаю, у него батарейка кончилась, — понимающе заключил малыш.

Матвей расхохотался. Семен Павлович поцеловал мальчика в кудрявую головку.

Аня была похожа на отца, и Тёмка походил чертами лица на деда.

Иртеньев-старший был из тех мужчин, которые, приобретая с возрастом благородную седину и значимые морщины, от этого только выигрывают. Вел он себя не как больной человек: двигался свободно, иногда порывисто, если не считать скованности, обусловленной наличием протеза, не охал, не кряхтел, не хватался за сердце, как это делают люди, чье здоровье пошатнулось от болезни или от старости. На вид он был крепкий и, несомненно, красивый мужчина. Аня даже подумала, не схитрил ли Матвей, преувеличив его нездоровье, чтобы залучить ее к отцу.

В коридоре громко лязгнула входная дверь. Что-то стукнуло, грохнуло, снова одна за другой хлопнули двери — уже в глубине коридора.