Полшага до мечты - Лазарева Ирина

Общаться нам дольше было невозможно. Эта кукла трещала, как заведенная, при этом стреляла шустрыми глазками то в него, то в меня. Расселась между нами беспардонно и прочно. А Сене было нехорошо, я видела, но он почему-то не сделал попыток избавиться от нахальной соседки. Знать, уже прибрала его к рукам.

— Пока Сережа жил с папой, шансов у нее не было, какие сейчас у них отношения — не знаю, — покачала головой Аня.

Мать побыла у дочери не больше часа и собралась уходить. Она надевала шубу в прихожей перед зеркалом и вглядывалась в собственное отражение:

— Ах, девочка, до чего безжалостно обходится с нами время, старость для женщины унизительна, смотрю и стесняюсь своих морщин. Такая я Сене и вовсе не нужна. Извечный парадокс: время врачует душу, но разрушает тело. — Она повернулась к дочери и спросила с надеждой: — А может быть, у нас с ним еще что-нибудь получится?

И тут зазвонил телефон. Звонил Богданов. Он находился в Москве, приехал специально по просьбе Матвея, чтобы утром отвезти Аню и Сережу в военный городок. Он рассказал в нескольких словах, что примерно в полдень Семен Павлович внезапно почувствовал себя плохо и потерял сознание. Еще до того, как приехала машина скорой помощи, он умер на руках у Матвея. Врачи причиной смерти определили инфаркт.

Глава 13

Кончина Семена Павловича тяжело отразилась на всех Иртеньевых, включая Елизавету Михайловну. Сложнее всего, как и следовало ожидать, дело обстояло с Сережей. Узнав о смерти отца, он словно окаменел; так было до тех пор, пока он не вышел из машины у своего дома в гарнизоне и не увидел Матвея, тут сердце у парня не выдержало, и он разрыдался на груди у брата.

Гроб с телом покойного выставили в Доме офицеров. У гроба выстроился почетный караул. Хоронили полковника Иртеньева, ветерана Афганистана и Чечни в синем мундире офицера ВВС, проститься с ним приехали люди из дальних мест. Все взрослое население военного городка вышло проводить в последний путь Семена Павловича. Сергей влачился за гробом как гонимый ветром осенний лист, до того он казался безжизненным. Матвей и Анна не отходили от него ни на шаг. Возможно, забота о младшем брате помогала им мужественнее переносить собственное горе.

Гроб привезли на кладбище, расположенное за городом; день был белым, туманным, из плотной дымки смутно вырисовывались каменные надгробия и кресты за железными оградами. Процессия остановилась у вырытой могилы. С фотографии на соседнем камне улыбалась Нора.

Прозвучали прощальные речи, застучали комья мерзлой земли по дубовой крышке, грянули залпы, и все было кончено. Провожающие стали расходиться, у свеженасыпанного холмика остались только близкие.

Елизавета Михайловна вдруг рухнула на могильную насыпь и отчаянно заголосила; Сережа при этом содрогнулся всем телом, резко вырвался из рук Матвея и побежал куда-то, не разбирая дороги.

Матвей недовольно нахмурился в сторону Елизаветы Михайловны и пошел за братом.

Аня, тем не менее, дала матери выплакаться. Они еще постояли некоторое время, обнявшись, у могилы, затем медленно побрели назад по заснеженной дороге.

Вскоре Матвей привел Сережу. Он отыскал его в школьной раздевалке, где тот прятался вместе с Дашей. Они забились в угол, невидимые за рядами пальто, курток и полушубков на вешалках. Даша говорила Сереже какие-то ласковые слова, гладила его по волосам и щекам. Прямые плечи юноши поникли, взгляд блуждал, но когда Матвей пришел за ним, Сережа вцепился в запястье девушки и не хотел выпускать до самого дома.

Поминки прошли тихо, было сказано много хороших слов о покойном.

— Сеня пытался устроиться на работу, — поведал Нагатин, — оно и понятно — всегда был деятельным, энергичным человеком, только работы для инвалида на аэродроме не нашлось.

— Что-то с ним творилось в последнее время, — добавил Матвей. — Сейчас мне его поведение видится в другом свете, а тогда я даже радовался: он стал удивительно тихим и спокойным, подолгу думал о чем-то, временами у меня было такое чувство, будто дух его витает где-то далеко, настолько он выпадал из действительности.

Аня смотрела на четкий профиль Матвея из-под опухших век, и как будто видела наглядное свидетельство того, о чем он рассказывал.

— Мы старались поддерживать его, как могли, — продолжал Нагатин. — Буквально за день до несчастья он попросился в вертолет. Ребят наших уговаривать не пришлось — посадили Сеню на Ми-8Т правым летчиком. Давненько я не видел его таким счастливым. После посадки он мне сказал: «Нет, Федя, рано меня в старики записали, я еще всем докажу, что в состоянии летать. Маресьев без двух ног летал, и я полечу».