Не бойся глубины - Солнцева Наталья

Выдвигая внутренние ящички, Юрий наткнулся на один, оказавшийся запертым. Подбирать ключ не хватило терпения, и он воспользовался кухонным ножом.

Ящичек был пуст, и только на дне его лежало что-то прямоугольное, завернутое в тончайший пожелтевший от времени батист. «Портрет бабушки Аграфены Семеновны», – догадался Юрий. Женщина в легком светлом платье и с цветами в волосах улыбалась. Ее узкое лицо было прелестно – высокие скулы, большие глаза и маленькие пухлые губы, замершие в улыбке. Пышные волосы убраны наверх, лишь несколько вьющихся прядок обрамляют тонкие линии висков и щек. На нежной шее – бархатка с бриллиантом.

Это Юрий подумал, что с бриллиантом. На самом деле он не знал. Скорее всего, обыкновенный недорогой камешек. Откуда в то время взяться бриллианту? Просто женщина настолько красива, что все вокруг нее кажется драгоценным.

«Как Анна! – подумал Юрий. – Она тоже распространяет вокруг себя сияние… Все, что с ней связано, несет на себе ее отпечаток…»

Портрет бабушки Юрий положил обратно в ящичек. Интересно, почему дед его спрятал, вместо того чтобы держать на виду?

Тщательно обыскав квартиру, Юрий не обнаружил ни одного факта, указывающего на наличие у Платона Ивановича отношений с другими женщинами.

«Надо еще раз внимательно пересмотреть бумаги, – решил он. – Может, зацеплюсь за что-то. Должно же быть какое-то объяснение тому, что со мной творится!»

Внезапно он похолодел от мысли, что все происходит только в его больном воображении, что это порождение его мозга, обремененного страшной наследственностью. Да, но ведь охранник, который достал письмо из почтового ящика, тоже его видел, держал в руках!

– Все так, – возражал внутренний голос. – Но! Охранник письма не читал. И еще: сама сцена с охранником и письмом могла быть галлюцинацией.

– А как же гвоздики и свеча на капоте?

– Тоже показалось, – нашептывал голос. – Продавщица мороженого никого не видела.

– Она читала книгу… – почти сдался Юрий. – Могла не заметить. Письма лежат в сейфе, они доказывают, что я не придумываю!

– Их никто не видел, кроме тебя, – твердил голос. – Ты их никому не показывал. Потому что боишься. Тебя пугает мысль, что люди не увидят того, что видишь ты. И ты не сможешь больше себя обманывать. Перед тобой встанет страшная правда о плачевном состоянии твоего рассудка, и наступит конец всему… бизнесу, жизни, любви…

– Господи, нет! – Юрий вскочил, вытирая обильно выступившую на лбу испарину. – Только не это!

Он рванул воротник рубашки. Ничего ему не было жалко – ни денег, ни вещей, ни красот природы. Денег у него было много, и он успел ими насытиться. Вещами он никогда не дорожил – у него было все, что хотелось, и все успело ему надоесть. Он путешествовал в свое удовольствие, объездил моря и курорты, бывал за границей, которая ничем его не поразила… Отчего же он испытывает смертельный страх, железной петлей перехвативший ему горло? Ведь он не трус, чтобы бояться смерти. В сумасшедший дом он не пойдет. На крайний случай у него давно приготовлен отличный итальянский пистолет. Он сможет окончить свою жизнь по собственному желанию, а не так, как решат за него другие…

Салахов мог отказаться от чего угодно, кроме Анны. Это она не отпускала его! Она пришла в его жизнь, чтобы наполнить ее светом и неисчислимыми восторгами, от которых он не в силах отказаться. Только не от нее! Он еще не выпил ни капли из кубка, подаренного ему провидением…

Как обычно, минуты слабости, панического ужаса длились недолго. Юрий научился справляться с ними. Посидев немного у открытого окна, молодой человек принял решение искать разгадку зловещих событий, а не признаки душевного расстройства. Возможно, все гораздо проще. Кто-то хочет подшутить над ним. Или напугать. А может, отомстить?

Юрий отобрал часть писем из дедова архива. Он их прочитает дома, без спешки. Положив пачку писем на стол, он принялся перебирать их. Один из конвертов показался ему слишком плотным. Он заглянул внутрь и вытащил фотографию. Больше в конверте ничего не было. Фотография запечатлела дорогой могильный памятник – над гладкой плитой из светлого мрамора возвышается такой же беломраморный крест, увитый гирляндой мраморных цветов, наподобие дикой розы. На плите высечена надпись – «Аграфена Семеновна Салахова», а чуть ниже, курсивом: «С надеждой на встречу… безутешный супруг».

Памятник был ухожен, обнесен низкой витой оградой, вдоль которой цвели ландыши. В ногах, рядом с калиткой, стояла маленькая резная скамеечка. Юрия поразила одна деталь… на мраморной плите лежали две белые гвоздики, а между ними горела церковная свеча…

Молодой Салахов протер глаза и взглянул на фотографию еще раз. Ни одна мелочь не изменилась. На обороте снимка была проставлена дата. Неизвестный фотограф сделал снимок в начале прошлого лета. Юрий взял в руки конверт и посмотрел на штемпель – письмо пришло в Петербург через десять дней после даты на фото. Обратного адреса не было, но второй почтовый штемпель говорил о том, что письмо отправили из Нижнего Новгорода…

Как клиент бородатый мужчина устраивал Динару, но как человек… он ей не понравился. Похоже, он сам неплохо разбирается в Таро. Зачем же тогда приходил? И взгляд у него тяжелый, нехороший. Черный взгляд. Зато денег не пожалел, не то что некоторые скупердяи, которые трясутся над каждым долларом, будто он у них последний!

Рубли Динара за свои услуги предпочитала не брать. Покойная бабуля крепко внушила ей, что валюта надежнее. А валюта у хромого бородача водилась, раз он так легко заплатил.

Все бы хорошо, но смутная тревога овладела прорицательницей. Жажда денег боролась в ней с плохими предчувствиями – и победила.

Бородач не зря выбрал в качестве объекта гадалку из театрального дома. Она оказалась не только простофилей, но еще и красавицей. Бородачу это пришлось по вкусу.

Карл Фридрихович Вольф вел свою родословную от обрусевших немцев. Его предки были приглашены в Россию самим Петром Великим и помогали ему строить среди болот европейскую столицу.

Вольф гордился своей фамилией и своим недюжинным умом. Он мнил себя новым доктором Фаустом. Персонаж, воспетый гениальным немцем Гете, наполнял его душу благоговением. «Магия» Папюса стала его настольной книгой, а в юношеских снах он видел не обнаженных одноклассниц, а магические действа, доступные его развитому воображению.

Когда Карлу исполнилось восемнадцать, у него появился Учитель. Врожденная хромота уберегла молодого человека от службы в армии, и он всецело отдался постижению оккультных наук. Работая то там то сям, он все свободное время посвящал практическим занятиям по магии.