Не бойся глубины - Солнцева Наталья

Динара несколько раз ущипнула себя за руку, но эффекта не последовало. Тогда она закрыла глаза и помотала головой. Снова взглянув в окно, она убедилась, что видение продолжается как ни в чем не бывало.

Через проходную арку во двор въезжали… экипажи, похожие на кареты. Лошади били копытами; невесть откуда взявшиеся лакеи в бархатных ливреях держали факелы, при пляшущем свете которых из карет выходили красавицы в напудренных париках и широких платьях из парчи и атласа; красавиц сопровождали кавалеры в нарядах екатерининских времен… И все они входили в подъезд того самого дома, где проживала Динара…

«Раз призраки входят в подъезд, они должны либо подниматься по лестнице, либо исчезать в чьей-то квартире! – подумала она. – Хотя… я слишком мало знаю о том, как ведут себя привидения… Возможно, все они – плод моего воображения!»

Несмотря на подобные мысли, она устремилась к входной двери и приникла к глазку. «Призраки» поднимались на второй этаж! Вблизи они выглядели еще более зловеще. На стенах плясали причудливые блики и тени от факелов, дамы шуршали по ступенькам тяжелыми подолами, кавалеры бряцали оружием… Молчаливая вереница существ из нездешнего мира тянулась наверх. Прошли музыканты в камзолах, неся свои скрипки и виолончели…

– Может быть, я сплю? И это только сон?.. – спросила себя Динара. – Надо позвонить Берте Михайловне. Она живет как раз на втором этаже, и если я не сплю и не брежу, то она тоже все это видит!

Дрожащей рукой она набрала номер телефона, на ходу соображая, как бы задать вопрос старой актрисе, чтобы выглядеть пристойно и не навести соседку на ненужные подозрения.

– Берта Михайловна, дорогая, – заговорила она, едва только старушка взяла трубку. – Как вам это нравится?

– И не говорите, Диночка! – радостно подхватила старая актриса. – Вы тоже смотрите? Настоящий восемнадцатый век! Просто сказка… Это все Герман Борисович придумал.

– Герман Борисович?!

– Ну да! У него сегодня день рождения. Старику Альшвангу исполняется восемьдесят лет. Он решил отметить круглую дату по-особенному, созвал артистов в костюмах, пригласил музыкантов. Там затевается нечто грандиозное! Потом расспросим у Изабеллы.

– Она приглашена?

– Да. И это замечательно! Будем знать все новости из первых уст.

– Спасибо, Берта Михайловна, – сердечно поблагодарила соседку Динара, испытывая невероятное облегчение. – С наступающим вас Новым годом!

Сумасшествие оказалось ложным, и Динара смогла перевести дух. Она вернулась мыслями к предстоящему визиту Артема и занялась обдумыванием меню.

Со второго этажа доносились звуки старинной музыки, топот, смех, гомон и возня…

Герман Борисович Альшванг действительно праздновал свой восьмидесятый день рождения столь необычным способом.

В девятнадцатом веке, тоже в декабре, в Мариинском театре состоялась премьера оперы Чайковского «Пиковая дама». Альшванг любил этот спектакль, пушкинская повесть запала ему в душу с юности. С первого же мгновения история Лизы, Германа и старой графини, бывшей светской красавицы, хранительницы секрета трех карт, завладела его воображением. Этот сюжет красной нитью пролег через всю его сценическую и личную судьбу. Еще студентом он пытался ставить «Пиковую даму» с однокурсниками. И потом, уже работая в театре, неоднократно возвращался к загадочной повести Пушкина, представляя ее то в одном, то в другом виде.

Музыка Чайковского, который внес в либретто оперы много изменений, казалась Альшвангу божественной. Он держал дома пластинки с записью оперы, партитуру, сохранял программки спектаклей, книги, воспоминания актеров, певцов, музыкантов – всех так или иначе имевших отношение к постановкам «Пиковой дамы».

Кроме того, Альшванга самого звали почти как главного героя пушкинской повести, и он считал это знаком судьбы. Естественно, что он женился на женщине, которую звали Лиза, играл в карты, как и пушкинский Германн, и прочее.

Почти никто не догадывался о его скрытой страсти, кроме жены, но она умерла. Сам Альшванг состарился, у него была астма, больное сердце. Он жил воспоминаниями и теми маленькими радостями, которые еще у него оставались.

Итак, Герман Борисович решил напоследок потешить себя в старинном духе. Поводов было целых два. Во-первых, он действительно родился тридцатого декабря, а во-вторых, он закончил обучать актерскому мастерству прелестную молодую девушку. Девушка оказалась талантливой. Она обладала не только приятной внешностью, но и хорошим голосом. А самое важное – ее звали Лиза!

Она очаровала Германа Борисовича, и старик чувствовал себя немного влюбленным. Этот праздник был своего рода представлением публике Лизы, ее расцветающего таланта.

В огромной квартире Альшванга все организовали самым лучшим образом. В одном углу большой гостиной, там, где стоял рояль, устроились музыканты. Живая музыка производит самое сильное впечатление – это Альшванг за годы работы в театре усвоил твердо.

В темном углу установили большое кресло для Графини. Герман, молодой мужчина с черными усами, нетерпеливо прохаживался туда-сюда. Происходящее в квартире Альшванга напоминало бал-маскарад: множество людей в париках и пышных нарядах перемешались с людьми в обычной одежде. В полумраке – Альшванг решил, что действие будет свершаться при свечах, – никто никого не узнавал.

У стены был устроен фуршет. Гости много пили и почти ничего не ели.

В квартире витало странное настроение – возбуждение, волнение, ожидание, недоумение и жгучий интерес. Пахло духами, пудрой, коньяком, цветами и расплавленным воском; ветер от шелковых и атласных юбок колебал пламя свечей. Гости перешептывались, присматривались друг к другу. Становилось душно. Дамы в париках начали обмахиваться веерами. Про именинника как-то все забыли – обстановка поглощала внимание присутствующих.

Среди приглашенных была Изабелла Буланина. Она надела длинное черное декольтированное платье с блестящим верхом и разрезом на боку почти до талии, собираясь привлечь внимание мужчин.

Музыканты заиграли дуэт Лизы и Полины.

«Уж вечер… облаков померкнули края…» – полилась мягкая, интимная мелодия. Девушки пели проникновенно и печально. Изабелла придирчиво разглядывала женщин, желая убедиться, что среди них нет равных ей по красоте и вызывающему наряду. Таковых не оказалось. Буланина только успокоилась и приготовилась слушать чудесное пение, как ее взгляд остановился на гостье, которую она раньше не заметила. Дама была одета в голубое шелковое платье с белыми кружевными оборками, на ее открытой груди и в прическе переливались бриллианты. Хотя Изабелла прекрасно понимала, что это все стекляшки и театральный реквизит, у нее перехватило дыхание. Дама сидела в кресле, приготовленном для Графини, и приковывала к себе взоры гостей: высокая прическа, усыпанная пудрой с блестками, тонкие черты лица, большие темные глаза и мушка над верхней губой. Вокруг красавицы струилось едва заметное, голубовато-жемчужное сияние, похожее на магический ореол. Даже старик Альшванг отвлекся от своей Лизы и смотрел на даму в голубом.