Мужчины не ее жизни - Ирвинг Джон

— А если мы оба захотим смотреть? — спросил Уим, но это только больше запутало проститутку.

— Вы оба хотите смотреть? — спросила плотно сложенная тайка.

— Да нет, — сказала Рут. — Если бы мы оба захотели смотреть, то как бы вы это устроили?

Обнаженная женщина вздохнула. Она легла спиной на полотенце, перекрыв его собой целиком.

— Кто хочет смотреть первым? — спросила проститутка. — Это будет стоить немного дороже, я думаю…

Рут уже заплатила ей пятьдесят гульденов.

Крупная тайка умоляющим жестом раскрыла перед ними руки.

— Вы хотите оба — смотреть и делать? — спросила она.

— Нет-нет, — нахмурилась Рут. — Я просто хочу знать, смотрел ли кто-нибудь за вами раньше и как они это делали?

Сбитая с толку проститутка указала на верхушку стены.

— За нами сейчас смотрят — вы так хотите?

Рут и Уим посмотрели на перегородку, которая не до потолка отделяла комнату от соседней по другую сторону двуспальной кровати. Около потолка на них с ухмылкой глядело лицо пожилой маленькой тайки.

— Бог ты мой! — сказал Уим.

— Нет, у нас ничего не получается, — сказала Рут. — Это языковая проблема.

Она сказала проститутке, что та может оставить себе деньги — они видели все, что хотели.

— Не будете смотреть, не будете ничего делать? — спросила проститутка. — Что не так?

Рут и Уим направлялись по узкому коридору к выходу, а за ними шла голая женщина — она спрашивала их, может, причина в том, что она слишком толстая, — а маленькая проститутка постарше, та, которая ухмылялась из-за перегородки, глядя на них, встала у них на пути.

— Ты хочешь что-нибудь другое? — спросила она Уима; она прикоснулась к его губам пальцами, и парнишка попятился назад. Маленькая женщина в летах подмигнула Рут. — Ты-то уж, наверно, знаешь, что любит этот мальчик, — сказала она, щупая пах Уима. — Ай-ай! — воскликнула маленькая тайка. — У него такой большой, он хочет-хочет кой-чего, да-да.

Уим паническими движениями, пытаясь защититься, одной рукой закрыл пах, другой губы.

— Мы уходим, — твердо сказала Рут. — Я уже заплатила. Когтистая рука маленькой проститутки тянулась к груди Рут, но тут крупная голая тайка, которая шла сзади, протиснулась и встала между Рут и агрессивной старой шлюхой.

— Она наша самый лучший садист, — объяснила плотная проститутка. — Но этого вы не хотите, да?

— Нет!

Она чувствовала Уима рядом с собой — словно ребенок, цепляющийся за мать.

Крупная проститутка сказала что-то по-тайски маленькой, и та отступила в неосвещенную комнату. Рут и Уим все еще видели ее — она показывала им язык, но они быстро зашагали по коридору к манящему свету дня.

— У тебя была эрекция? — спросила Рут Уима, когда они снова оказались в безопасности улицы.

— Да, — признался парнишка.

«Да мальчишке палец покажи — у него будет эрекция», — подумала Рут. А ведь козленок предыдущей ночью пролился два раза! Неужели мужчинам всегда мало? Но тут ей пришло в голову, что ее матери, вероятно, нравилось сексуальное внимание к ней Эдди О'Хары. Концепция шестидесяти раз обретала новый смысл.

Одна из южноамериканских проституток на Кордейненстег сказала Уиму:

— Полцены для тебя с твоей мамочкой.

По крайней мере, английский ее был хорош. А поскольку он был лучше, чем ее нидерландский, то говорить с ней стала Рут.

— Я не его мать, и мы хотим только поговорить с вами — только поговорить, — сказала Рут.

— За все нужно платить, чего бы вы ни хотели, — сказала проститутка.

На ней был саронг с соответствующего цвета полубюстгальтером — цветочный рисунок, судя по всему, должен был изображать тропическую растительность. Она была высокая и стройная, цвет кожи — кофе с молоком, и хотя ее высокий лоб и выраженные скулы придавали ее лицу экзотический вид, кости ее лица были слишком уж рельефными.

Она повела Уима и Рут наверх в угловую комнату; шторы здесь были полупрозрачные, и свет, льющийся снаружи, придавал этой комнате, в которой почти не было мебели, сельскую атмосферу. Даже кровать, у которой было сосновое изголовье и стеганое покрывало, имела вид, какой ожидаешь встретить в строгой фермерской спальне. Но ожидаемое полотенце лежало все в том же месте — ровно по центру кровати. Никакого биде, никакой раковины, и спрятаться тоже негде.

С одной стороны кровати стояли два стула с прямыми спинками — единственное место, куда можно положить одежду. Экзотическая проститутка сняла бюстгальтер, положила его на сиденье одного из стульев, потом размотала свой саронг; на ней остались только черные трусики. Она села на полотенце и похлопала ладонями по кровати с обеих сторон от нее, приглашая сесть Уима и Рут.

— Вам не нужно раздеваться, — сказала ей Рут. — Мы просто поговорим с вами.

— Как скажете, — ответила экзотическая женщина.

Рут села на край кровати рядом с ней. Уим был менее осторожен — он плюхнулся на кровать чуть ближе к проститутке, чем это хотелось бы Рут.

«У него, наверно, опять торчок», — подумала Рут.

В этот момент ей стало ясно, что должно случиться в ее истории.

Что, если зрелая женщина-писатель почувствует, что молодого человека не очень тянет к ней? Что, если ей покажется, что он безразличен к ней в сексуальном плане? Конечно, он этим занимался. И ей было ясно, что он может заниматься этим весь день и всю ночь, и в то же время у нее все время оставалось ощущение, что ему это не очень-то и надо. Что, если она настолько усомнилась в своей сексуальной привлекательности, что никогда полностью не осмеливалась дать волю своим чувствам (чтобы не выставить себя дурой)? Это должен быть мальчик, абсолютно непохожий на Уима в этом отношении, — совершенно исключительный типаж. Ни в коем случае не раб секса в той мере, в какой этого хотелось бы зрелой женщине…

Но когда они вместе наблюдают за проституткой, молодой человек очень медленно, очень нарочито дает зрелой женщине понять, что он по-настоящему возбужден. И он возбуждает ее так сильно, что она едва может усидеть в стенном шкафу и дождаться, когда уйдет клиент проститутки. А когда клиент уходит, зрелая женщина горит желанием тут же совокупиться со своим спутником прямо на кровати проститутки, а проститутка наблюдает за ними с каким-то скучающим презрением. Проститутка, может быть, прикасается к лицу женщины или к ее ноге, а то и к ее груди. А женщина-писатель настолько охвачена страстью, что она может только одно — принимать все происходящее.

— Я поняла, — громко сказала Рут.

Ни Уим, ни проститутка не знали, что она имеет в виду.

— Что поняли? Как вы хотите? — спросила проститутка. Бесстыдная женщина положила руку на колено Уима. — Потрогай мои груди. Давай — потрогай, — сказала проститутка мальчику.

Уим неуверенно посмотрел на Рут, как ребенок, просящий разрешения у матери. Потом он положил робкую руку на маленькую, налитую грудь проститутки. Он сразу же отдернул пальцы, словно кожа была неестественно холодна или неестественно горяча. Проститутка рассмеялась. У нее был мужской смех — хрипловатый и низкий.

— Что с тобой? — спросила Рут Уима.

— Вы потрогайте! — сказал мальчик.

Проститутка приглашающе повернулась к Рут.

— Нет, спасибо, — сказала ей Рут. — В грудях для меня нет тайны.

— В этих — есть, — сказала ей проститутка. — Давайте — потрогайте.

Романистка, может быть, уже и знала свою историю, но любопытство — если не что-то другое — взяло верх. Она приложила осторожную руку к ближайшей к ней груди проститутки. Она была твердая, как напряженный бицепс или кулак. Ощущение создавалось такое, что под кожей у женщины бейсбольный мяч. (Груди у нее и были не больше бейсбольного мяча.)

Проститутка похлопала себя по паху.

— Хотите посмотреть, что еще у меня есть?

Растревоженный мальчик умоляющим взглядом посмотрел на Рут, но на сей раз ему было нужно не ее разрешение потрогать проститутку.

— Можем мы теперь уйти? — спросил Уим Рут.

Поднимаясь на ощупь по темной лестнице, Рут спросила у проститутки, откуда та родом.

— Эквадор, — сообщила ей проститутка.

Они свернули на Блудстрат, где в окнах и дверях стояли и сидели другие эквадорцы, но эти проститутки были крупнее и их мужская природа была очевиднее, чем у той, хорошенькой.

— Ну и как твоя эрекция? — спросила Рут Уима.

— Никуда не делась, — сказал ей парнишка.

Рут чувствовала, что больше он ей не нужен. Теперь, когда она знала, как все должно произойти, его общество докучало ей; и вообще, для истории, которая была у нее на уме, он мало подходил. Но все еще оставался вопрос, где зрелой женщине-писателю и ее молодому человеку будет проще всего подойти к проститутке. Может быть, вовсе не в квартале красных фонарей…