Сорок пять - Дюма Александр

– Он у меня в руках, он у меня в руках!

Мейнвиль прислушался.

– Да, – сказал он, – это катится карета и скачут верховые.

И он во весь голос скомандовал:

– За ворота, отцы, за ворота.

Тотчас же высокие решетчатые ворота аббатства быстро распахнулись, и из них вышли в боевом порядке сто вооруженных монахов во главе с Борроме.

Они выстроились поперек дороги.

Тут послышался громкий крик Горанфло:

– Подождите меня, да подождите же! Я ведь должен возглавить братию, чтобы достойно встретить его величество.

– На балкон, господин аббат, на балкон! – закричал Борроме. – Вы же знаете, что должны надо всеми нами возвышаться. В Писании сказано: «Ты возвысишься над ними, яко кедр над иссопом».

– Верно, – сказал Горанфло, – верно: я и забыл, что сам выбрал бы это место. Хорошо, что вы тут и напомнили мне об этом, брат Борроме, очень хорошо.

Борроме тихим голосом отдал какое-то приказание, и четыре брата, якобы для того, чтобы оказать почет настоятелю, повели достойного Горанфло на балкон.

Вскоре дорогу, которая недалеко от монастыря делала поворот, осветили факелы, и герцогиня с Мейнвилем увидели блеск кирас и шпаг.

Уже не владея собой, она закричала:

– Спускайтесь вниз, Мейнвиль, и приведите мне его связанного, под стражей.

– Да, да, сударыня, – ответил тот как-то рассеянно, – меня беспокоит одно обстоятельство.

– Что такое?

– Я не слышал условного сигнала.

– А к чему сигнал, раз он уже в наших руках?

– Но ведь его, сдается мне, должны были захватить лишь тут, перед аббатством, – твердил свое Мейнвиль.

– Наверно, представился более удобный случай.

– Я не вижу нашего офицера.

– А я вижу.

– Где?

– Вон то красное перо!

– Черт побери, сударыня!

– Что?

– Это красное перо!..

– Ну?

– Это господин д'Эпернон, д'Эпернон со шпагой в руке.

– Ему оставили шпагу?

– Разрази меня гром, он командует.

– Нашими? Кто-то нас предал?

– Нет же, сударыня, это не наши.

– Вы с ума сошли, Мейнвиль.

В тот же миг Луаньяк во главе первого взвода Сорока пяти взмахнул шпагой и крикнул:

– Да здравствует король!

– Да здравствует король! – восторженно отозвались со своим мощным гасконским акцентом Сорок пять.

Герцогиня побледнела и упала на перекладину окна, словно лишившись чувств.

Мейнвиль с мрачным и решительным видом положил руку на эфес шпаги. Он не был уверен, что, поравнявшись с домом, эти люди не ворвутся в него.

Шествие приближалось, как гремящий и блистающий смерч. Оно было уже у Бель-Эба, достигало монастыря.

Борроме сделал три шага вперед. Луаньяк направил коня прямо на этого монаха, который, несмотря на свою рясу, стоял перед ним в вызывающей позе.

Но Борроме, человек неглупый, увидел, что все пропало, и тотчас же принял решение.

– Сторонись, сторонись! – властно кричал Луаньяк. – Дорогу королю!

Борроме, уже обнаживший под рясой шпагу, так же незаметно спрятал ее в ножны.

Возбужденный криками и бряцанием оружия, ослепленный светом факелов, Горанфло простер свою мощную десницу и, вытянув сложенные вместе большой и указательный пальцы, благословил короля со своего балкона.

Генрих, выглянувший из окна, увидел его и с улыбкой наклонил голову.

Улыбка эта, явное доказательство милости двора к настоятелю монастыря св. Иакова, так вдохновила Горанфло, что он, в свою очередь, возопил: «Да здравствует король!» – с такой силой, что от его голоса задрожали бы своды собора.

Но остальные монахи безмолвствовали. По правде говоря, они ожидали, что их двухмесячное военное обучение и сегодняшний выход в полном вооружении за стены монастыря приведут к совершенно иному исходу.

Но Борроме, как настоящий рейтар, с одного взгляда отдал себе отчет, сколько у короля защитников, и оценил их воинскую выправку. Отсутствие сторонников герцогини показало ему, что все предприятие потерпело крах; медлить с подчинением силе означало бы погубить все и вся.

Он перестал колебаться и в тот самый миг, когда конь Луаньяка едва не задел его грудью, закричал: «Да здравствует король!» – почти так же громко, как Горанфло.

Тогда и все монахи, потрясая своим оружием, завопили: «Да здравствует король!»

– Благодарю вас, преподобные отцы, благодарю! – крикнул в ответ король своим скрипучим голосом.