Сорок пять - Дюма Александр

На дорогах Гаскони Шико посчастливилось встретить молодого католического священника, человека, занимавшегося продажей овец, и офицера, которые славной компанией путешествовали вместе от Мон-де-Марсана, болтая и бражничая всюду, где останавливались.

Эта случайная компания в глазах Шико отлично представляла просвещенное, деловое и военное сословия Наварры. Духовный отец прочитал ему распространенные повсюду сонеты на тему о любви короля и прекрасной Фоссэз, дочери Рене де Монморанси, барона де Фоссэз.

– Позвольте, позвольте, – сказал Шико, – я что-то не понимаю: в Париже считают, что его величество король Наварры без ума от мадемуазель Ла Ребур.

– О, – сказал офицер, – так то же было в По!

– Да, да, – подтвердил священник, – то было в По.

– Вот как, в По? – переспросил торговец. Как простой буржуа он, видимо, был осведомлен хуже всех.

– Как, – спросил Шико, – значит, у короля в каждом городе другая любовница?

– Это весьма возможно, – продолжал офицер, – ибо, насколько мне известно, когда я был в гарнизоне Кастельнадори, его возлюбленной была мадемуазель Дайель.

– Подождите, подождите, – прервал его Шико, – мадемуазель Дайель, никак, гречанка?

– Совершенно верно, – подтвердил священник, – киприотка.

– Простите, простите, – вмешался торговец, радуясь тому, что и он может вставить слово, – я-то ведь из Ажана!

– Ну и что же?

– Так вот, могу совершенно точно сказать, что в Ажане король знался с мадемуазель де Тиньонвиль.

– Черти полосатые! – сказал Шико. – Ну и бабник! Но, возвращаясь к мадемуазель Дайель, я немного знал ее семью…

– Мадемуазель Дайель была очень ревнива и постоянно угрожала королю. У нее имелся красивый кривой кинжальчик, который всегда лежал у нее на рабочем столике. И вот однажды король ушел от нее, захватив с собой кинжал и говоря при этом, что не хочет, чтобы с его преемником случилась беда.

– Так что сейчас его величество целиком принадлежит мадемуазель Ле Ребур? – спросил Шико.

– Напротив, напротив, – сказал священник, – у них полный разрыв. Мадемуазель Ле Ребур дочь президента судебной палаты и потому весьма сильна в словопрениях. По наущению королевы-матери бедняжка произнесла столько речей против королевы Наваррской, что заболела. Тогда королева Марго, которая отнюдь не глупа, воспользовалась этим и убедила короля перебраться из По в Нерак, так что эта любовная история оборвалась.

– Значит, – спросил Шико, – король воспылал теперь страстью к Фоссэз?

– О, бог мой, да. Тем более что она беременна: он просто с ума сходит.

– А что говорит по этому поводу королева? – спросил Шико.

– Королева?

– Да, королева.

– Королева несет свои горести к подножию креста, – сказал священник.

– К тому же, – добавил офицер, – королева ничего обо всем этом не знает.

– Да что вы! – сказал Шико. – Быть не может.

– Почему?

– Потому что Нерак не такой уж большой город, все там насквозь видно.

– Ну, что касается этого, сударь, – сказал офицер, – там имеется парк, а в парке аллеи длиною в три тысячи шагов, обсаженные густыми кипарисами, платанами и сикоморами, там такая тень, что среди бела дня шагах в десяти уже ничего не видно. А ночью-то что же, сами рассудите!

– Да и королева очень занята, сударь, – сказал священник.

– Ну, что вы? Занята?

– Да.

– Чем же, скажите, пожалуйста?

– Общением с господом богом, – проникновенно ответил священник.

– С богом? – вскричал Шико.

– Почему же нет?

– Так, значит, королева набожна?

– И даже очень.

– Однако же во дворце мессу не служат, я полагаю? – заметил Шико.

– И очень ошибаетесь, сударь. Мессы не служат! Что ж, мы, по-вашему, язычники? Так знайте же, милостивый государь, что, если король с дворянами своей свиты ходит слушать протестантского проповедника, для королевы служат обедню в ее личной капелле.

– Королеве?

– Да, да.

– Королеве Маргарите?

– Королеве Маргарите. И это так же верно, как то, что я, недостойный служитель божий, получил два экю за то, что дважды служил в этой капелле. Я даже произнес там очень удачную проповедь на текст: «Господь отделил зерно от плевелов». В Евангелии сказано: «Господь отделит», но я полагал, что, так как Евангелие написано уже давно, это дело можно считать уже совершившимся.