Цветок Америки - Мессадье Жеральд

Когда же Франц Эккарт стал давать первые уроки чтения и письма Жозефу, двое других, лишившись товарища по играм, тоже захотели присутствовать на занятиях. И поскольку между ними возникло соревнование, они научились читать и писать гораздо быстрее, чем сделали бы это в школе.

Отец Штенгель, который внимательно следил за их успехами, как-то раз посетил один из уроков.

— Этот юноша создан для того, чтобы быть школьным учителем, — объявил затем священник Жанне. — Он приобрел поразительную власть над детьми. Словно околдовал их.

И он добился, чтобы четвертый ребенок — сирота по имени Жослен, бывший на его попечении, — тоже ходил на уроки Франца Эккарта, которые превратились, таким образом, в классные занятия.

Но родителям запрещалось присутствовать: они смущали учеников, что было вполне естественно, ведь родительская власть в данном случае вступала в противоречие с авторитетом Франца Эккарта.

— Боже мой, — со смехом воскликнула как-то вечером Симонетта, — похоже, что мы только и сделали, что выносили и произвели этих детей на свет. Франц Эккарт для них отец, мать и наставник. Мой сын рад был бы и ночевать на Санкт-Йоханн-гассе!

Итак, астролог из Гольхейма оказался прирожденным воспитателем.

Однажды вечером, за ужином, ибо Жозеф ужинал теперь вместе с Жанной и Францем Эккартом, молодой человек стал отчитывать мальчика. Жанна впервые слышала такой суровый тон: как выяснилось, во время прогулки в лесу Жозеф постоянно кричал, что хочет говорить с волками.

— Послушай, — сказал Франц Эккарт, — волки — это наша и только наша тайна. Другим детям ее раскрывать нельзя. Ты понял?

Мальчуган кивнул.

— Почему? — спросил он, подняв брови над своими черными глазами.

— Потому что другие этого не умеют. Они могут напугать волков. А те могут их покусать или съесть.

Жозеф повернулся к Жанне с вопросительным выражением на лице: бабушка одобряет? Жанна мгновенно все поняла и согласилась с доводами Франца Эккарта; Одиль уже и так была встревожена странными рассказами детей о волках; нельзя было предавать огласке то, что Франц Эккарт обладает властью над животными. Собственный процесс по обвинению в колдовстве показал Жанне, какую страшную силу имеют сплетни и слухи.

— Нет, Жозеф, — властно заявила она. — Никогда больше не говори о волках, если ты нас любишь.

Мальчик бросился к ней в объятия и обещал: нет, он не будет говорить о волках.

Жанна поняла также, что Франц Эккарт передал своему сыну способность разговаривать с волками.

Мечта, за которую упорно цепляешься, похожа на болезнь: она делает повседневную жизнь совершенно непривлекательной.

Летом 1499 года Феррандо вернулся с новостями, которые привели в невероятное волнение Жака Адальберта и Деодата. В присутствии всей семьи, собравшейся по этому случаю на ужин в доме на Санкт-Йоханн-гассе, он сообщил, что Католические короли наконец-то уверились в существовании настоящего континента за островами, в которых увяз Колумб; они намерены поручить двум братьям, уроженцам Азорских островов, Гаспару и Мигелю Кортереалям, отыскать земли в северных широтах и установить там власть испанской короны. Друзья Феррандо, генуэзские банкиры, могли бы уговорить братьев Кортереаль взять на борт еще двух-трех человек — при условии, что те примут участие в расходах на экспедицию. Раздались восторженные крики.

— Сколько? — спросил Жак Адальберт.

— Полагаю, триста экю с каждого — вот цифра, которую они, скорее всего, имеют в виду, — ответил Феррандо. — Тысяча экю сверх суммы, выделенной Католическими королями, их вполне устроит. Мне эта цена не кажется чрезмерной.

— Я еду! — вскричал Жак Адальберт.

— Как устоять? — спросил не столь восторженный Деодат.

— Ты встречался с этими Кортереалями? — осведомился Жак Адальберт.

— Да. Мне показалось, что они здравомыслящие ребята. Они изучили массу карт и со многими людьми переговорили. О Бехайме слышали. И разделяют его убеждение, что открытые Колумбом острова вовсе не принадлежат Индии, а прилегают к какому-то неизвестному континенту.

— Что ими движет, по-твоему? — спросил Франц Эккарт.

Феррандо усмехнулся и пожал плечами:

— Точно сказать не могу. Это не жажда золота, не честолюбивое стремление открыть более короткий путь к пряностям. Они уверены, что отыщут нечто новое, хотя сами не знают что.