Харбин - Анташкевич Евгений Михайлович

Вацлав и Войтех порылись в больших плетёных бельевых корзинах и вытащили из них несколько свёртков, каждый – свой. Через несколько минут столик был накрыт английскими мясными консервами, головкой сыра, берестяным туеском с морожеными ягодами и чем-то ещё в промасленной газете, пока не развёрнутой, но от чего хорошо пахло копчёным мясом или колбасой. Поставив всё это так, что уже не хватало места, Войтех и Вацлав снова отправились к своим корзинам и вынули оттуда, приятно звякнув, высокие хрустальные гранёные стаканы и серебряные приборы в наборе, потом Войтех спросил Вацлава:

– Сегодня, чей очэрэдь?

Вацлав сказал:

– Моя! – и вытащил четверть, заткнутую настоящей пробкой.

– Это, пан Александр, конечно, не «Бэхэровка», но пить можно!

Всё это они делали медленно, размеренными, уверенными движениями людей, давно обживших своё жилище на колёсах. В четверти была прозрачная жидкость красноватого оттенка, и на поверхности плавали тёмно-красные ягоды.

– Мы, пан Александр, дома это не пьём. Это чистый спирт, с ромашкой…

– Морошкой, наверное, – предположил Адельберг.

– Ано, пан Александр, – то есть правда! С морошкой. Нас тут научили!

– А правильно пить научили? Чистый спирт!

– Думаю, что научили, но, може, пан умеет это делать краще?

– А вода есть?

– Конечно! Мы растаем снег, – сказал Войтех и указал на стоявшую на кирпичах, закреплённую в центре теплушки буржуйку.

«Как всё домовито! – невольно подумал Адельберг. – Всё есть и всё на своём месте!»

– Но вода должна быть холодной!

– Ано, пан Александр, ано, есть и холодный вода.

– Ну тогда будем делать гидратацию спирта.

Адельберг взял пустой стакан, Войтех вытащил из четверти пробку и передал бутыль, Адельберг налил в стакан немного спирта, долил туда столько же воды и плотно накрыл стакан ладонью.

– Что то будет, пан Александр?

– Чистый спирт сжег, – он поискал подходящее слово, – убил ягоду, которую вы бросили в него.

Чехи переглянулись.

– Сейчас вода её немного разбудит, и у нас получится что-то вроде ягодной настойки. А ладонью я накрыл для того, чтобы быстрее прошла температурная реакция. – Он поднял стакан и дал потрогать его Вацлаву.

– Ано, пан, правда, стакан тёплый. И так надо делать каждый раз?

Адельберг улыбнулся:

– Если есть пустая бутылка, можно развести сразу целую и на небольшое время оставить её на морозе.

– Пан химик?

– Нет, но на фронте чему не научишься. У меня был вольноопределяющийся, учитель химии, он научил. Теперь можно разливать.

Войтех развернул газету, там действительно оказалось копченое мясо, поднял с пола маузер, отстегнул штык и открыл банку с консервами.

– Я люблю, когда человек умеет делать что-то своими руками, я делаю мебель, а Вацлав работал в типография. – Он посмотрел на своего товарища: – Вацлав, давай выпьем за такое приятное и неожиданное знакомство с паном Александром Божин, и за его жену пани Божинову, и его дети. У пана есть дети?

– Да, сын!

– Наздар! За ваша семья и за ваш сын!

Они подняли стаканы, чокнулись, потом вдохнули полные лёгкие воздуха, зажали пальцами носы, выпили и шумно выдохнули.

– Это уже не спирт, это водка, настойка, – с улыбкой сказал Адельберг и выпил свой стакан без предосторожностей.

Чехи задумчиво глядели на свои пустые стаканы и чмокали губами.

– Одлично! Водка! Правда, водка, и приятно пахнет ромашкой!

– Морошкой, – с улыбкой поправил Адельберг.

В это время впереди по ходу поезда раздалась ружейная и пулеметная стрельба; чехи переглянулись, Адельберг переломил пополам галету, хрустнул ею и сказал:

– Трехлинейка и «гочкис», наверное, впереди Черемховские копи…

– У нас информация, пан Александр, в том посёлке много красных рабочий, а дальше Иркутск, – сказал Войтех; чехи утёрли ладонями губы и стали выбирать, чем закусить.

В теплушке было покойно и тепло, поезд шёл медленно и ровно, без толчков; случайная стрельба, которая иногда звучала извне, им, людям, прошедшим войну, была привычна. Адельберг успел присмотреться к Войтеху и Вацлаву; видя, как они мирно выпили и закусывают, он вдруг ощутил сильное желание спросить про Колчака, про обстановку вообще и про всё, что он пропустил, пока плёлся со своим эшелоном в хвосте событий и сидел в каталажке, но что-то его удерживало. Он подавил в себе это желание и, только чтобы поддержать разговор, задал вопрос:

– Разве у вас с красными нет договоренности?