Харбин - Анташкевич Евгений Михайлович

– Была! – И добавила, как будто подвела итог: – Не люблю истеричек, особенно мужчин!

Сашик уже подгребал к берегу, оставалось ещё несколько десятков метров.

– Саша, если вы не устали, давайте ещё покатаемся!

Предложение было кстати, Сашику не хотелось домой, он забрал ещё немного к берегу и по спокойной воде стал медленно грести против течения.

– Так вот! – сказала Мурочка, и её лицо осветила улыбка. – Лиза была знакома с Георгием Граниным. Он писал стихи и давал ей переписывать – у неё каллиграфический почерк; а зимой этой, прошедшей, она мне дала что-то прочитать из альбома. Хотите, я вам прочитаю то, что мне понравилось?

– Конечно! – Сашик стал грести медленнее.

– Стихотворение называется «Дантон». Вы послушаете, а потом скажете, на кого это похоже, ладно?

Сашик кивнул.

– Ну тогда слушайте.

Мура выпрямила спину и долго не знала, куда деть руки, потом сложила их под грудью, глубоко вздохнула:

• Жизнь швырять
• В сумасшедшем азарте.
• Гильотинным заревом
• Заливать крыши
• Раздираемого на тысячи партий
• Революционного Парижа.
• Воскрешать легенды
• О диких гуннах.
• Создавать свои
• Вековые легенды.
• Потрясать
• Оборванцев
• На старых трибунах.
• Потрясать
• Меднолобых
• Членов Конвента.
• Напоминать циклопических великанов.
• Возвышать на бульварах
• Заросшее темя
• И
• Однажды
• Разом
• Сорваться,
• Канув
• Прямо в какую-то
• Тихую темень.
• Прямо туда,
• Где мечтают пяльцы,
• Где думают предки на старых картонах.
• Где будут холёные,
• Нежные
• Пальцы
• Распутывать космы
• Бродяги Дантона.
• И думать:
• Ничего без тебя
• Не стронется.
• Никто такого рыка
• Толпе
• Не сможет дать.
• Потому что —
• Раз Дантон
• Идёт к любовнице,
• Революция может
• Подождать.
• И однажды,
• Проснувшись,
• Увидеть,
• Что серо
• Парижское утро
• И не на что
• Больше надеяться.
• Потому что
• В дверях
• С приказом Робеспьера
• Стоят
• Национальные гвардейцы.
• И однажды
• Взглянуть
• На знакомую площадь
• С загудевшим
• И сразу
• Затихнувшим шумом,
• И подумать, что
• Жизнь —
• Это, в сущности,
• Проще, чем об этом принято думать,
• И,
• Увидевши смерть
• Неприкрашенной,
• Голой,
• Бросить глоткой
• В века
• Несравненно простое:
• – Робеспьер,
• Покажи народу
• Мою голову.
• Клянусь!
• Она!
• Этого!
• Стоит!

Сашик почти перестал грести, и лодку сносило течением, Мура, громко закончив последние слова, сидела молча и смотрела на него.

«Маяковский! Понятно – ритм, шаг, пафос! Революция! А может, даже Блок – «Двенадцать». Тоже очень похоже!» Сашик снова взялся за вёсла и тихо произнёс:

– Ветер, ветер!..

Мура подхватила:

– Белый снег! На ногах не стоит человек! Сашик, вы умница! Это вам не «лиловые негры». – Она засмеялась и последние слова про негров произнесла елейным голосом, картавя и подражая Вертинскому. – Ну ведь никакого сравнения! Ведь правда?

Ответить было нечего, это действительно была правда, как их можно было сравнивать – Маяковского и Вертинского, они такие разные, хотя и у Блока было…

Сашик сложил вёсла, положил локти на колени и тихо почти пропел:

• Признак истинного чуда
• В час полночной темноты —
• Мглистый мрак и камней груда,
• В них горишь алмазом ты.
• А сама – за мглой речною
• Направляешь горный бег,
• Ты, лазурью золотою
• Просиявшая навек!

Мура слушала, потом тряхнула локонами и упрямо сказала:

– А про революцию лучше! И Гранин, и Маяковский, и Блок – «Двенадцать»!

Потом она разгладила платье, обхватила руками колени и легла на них подбородком.

– Жалко, что всё это было без нас и мы сейчас не там! А вообще-то нам пора. Причаливайте. И скажите этому противному лодочнику всё, что вы о нём думаете.

На набережной было пусто, они прошли её быстро, и только по площади, от которой начиналась Китайская, шли две русские девушки. Они шли в том же направлении, что и Сашик с Мурой, но намного медленнее, и они их быстро догнали. Одна девушка была полненькая и одетая очень просто, а другая… Сашик даже не разглядел, как была одета другая, его поразила её точеная фигура и огненно-рыжая коса ниже талии. Он постарался скрыть от Муры свой взгляд, и Мура вроде ничего не заметила. Только, когда они уже прощались, она вдруг сказала: