Секретарь обкома - Кочетов Всеволод Анисимович

Оказалось бы, что в тот вечерний час, когда поэт Птушков, не зная, куда девать себя, томился тоской в селе Озёры, — секретарь обкома Петр Дементьевич Лаврентьев выступал с докладом перед партийным активом шахтерского города Крас-нодзержинска; заведующий отделом сельского хозяйства обкома Костин сидел в правлении далекого колхоза «Красный Октябрь», в болотистом, заозерном краю, и вместе с председателем, агрономом, парторгом, бригадирами обдумывал план осушения обширной сырой луговины, которую, если взяться за дело поэнергичней, через год-два можно превратить в житницу кормов для общественного животноводства; Александр Денисов в красном уголке своего цеха проводил занятия по органической химии с аппаратчицами и аппаратчиками — это была школа повышения производственного опыта; сын его, Павлушка, дожидался тек временем в детском саду, в особой группе ребятишек, родители которых задерживались на работе; председатель облисполкома Сергеев, уполномоченный Комитета госбезопасности и начальник областной милиции рассказывали Василию Антоновичу о происшествиях в области за последний месяц, — были, оказывается, и убийства, были кражи, были ограбления, — но в помощь государственным органам уже шла общественность, комсомольские и рабочие патрули; послезавтра Василий Антонович едет в Москву, и такие сведения тоже могут пригодиться на пленуме, а затем и в беседах с секретарями ЦК.

Куда бы ни взглянуть — на просторах области, в ее лесах, на берегах заснеженных рек и озер, в городах и поселках, в деревнях, под стеклянными кровлями заводов и фабрик, под шиферными крышами колхозных ферм, под черепицей, под жестью и даже ещё и под соломой жилищ — всюду огни, всюду люди, всюду думы, заботы, планы — жизнь! Десятки тысяч рабочих, десятки тысяч колхозников, сотни и тысячи техников, инженеров, партийных и советских работников, доктора наук, профессора, студенты, школьники, старики, молодые парни и девицы, художники, писатели — каждый что-то делал, что-то добавлял к тому, что уже было, вкладывал свои кирпичики в строительства, в материальные и культурные накопления области.

Оказалось бы ещё, что в час блужданий поэта Птушкова по Озёрам прозаик Баксанов находился за сто восемьдесят километров оттуда, в другой части области, в селе Заборовье, на границе с Высокогорщиной. С Баксановым был архитектор Забелин. В заборовьевском Доме для приезжих одна из шести комнат, самая большая, превратилась, как назвал Забелин, в архитектурную мастерскую. Из нее вынесли кровати, втащили на их место большие и малые столы, чертежные и школьные доски. На столах, на досках, на стенах были расшпилены и разложены листы бумаги. На самом большом столе, взятом в столовой, лежали один возле другого два листа. На левом — план Заборовья в том виде, какой село имеет сейчас, а на правом — план его переустройства. Но это ещё не было окончательным планом. Еще каждый колхозник мог зайти в «архитектурную мастерскую», помозговать над тем и над другим листами и предложить любые изменения и дополнения. Мог даже взять в руки один из десятков карандашей, разбросанных по столам, и почеркать на бумаге, испробовать свои силы планировщика и архитектора.

В Заборовье была школа, была больница, было почтовое отделение, был сельмаг, но не было постоянного электрического света. Нефтяной движок давал ток по утрам, когда шла дойка в коровниках и качали воду из колодца в железные баки, да по вечерам, когда шла вторая дойка; ну ещё если кино приедет и, конечно, в тот день, когда созывалось или партийное, или общее собрание колхозников. А так, в рядовые вечера, жгли керосин; молодые ребята, правда, устанавливали на своих домах ветряки с динамками, заряжали от них аккумуляторы и как-то, словом, изворачивались.

Под потолком «архитектурной мастерской» развесили четыре лампы-молнии. Большие диски покрытых белой эмалью абажуров отбрасывали на столы довольно яркий свет; к тому же «молнии» давали ещё и немало тепла.

По всем причинам, взятым вместе, «архитектурная мастерская» никогда не пустовала. Сюда, к Баксанову с Забелиным, что называется — на огонек, заходили и стар и млад. У входа стоял жбан хлебного квасу, до которого великим охотником был Баксанов, и были термосы с кипятком — потому что Забелин раз двадцать в день заваривал крепчайший чай, которым мог угощаться каждый.

Спланировать новый поселок оказалось делом чрезвычайной сложности. Двенадцатый день сидят Баксанов с Забелиным в колхозе. Составлены десятки вариантов, но нет ни одного такого, на котором бы сошлась хотя бы половина добровольных участников обсуждения их работы. Разнобой полнейший. Забелин, который так стройно рассуждал на открытии клуба творческих работников в Стар-городе, в Заборовье встал в тупик. Механически копировать то, что бывало прежде? Вместо церкви разместить в центре селения клуб или правление колхоза, увенчать башней, остроконечной, подоб-ной колокольне, вышкой? А вместо кладбища раз-бить парк? Скукой потянет от подобной перелицовки минувшего, отжившего и изжитого. Даже колхозники и те говорят: «На черта нам эта башня посередке? Улицу дай, главную, чтоб на ней все руководящие организации, чтоб магазины тут же; чтобы вышел ты сюда и, не таскаясь из края в край по поселку, все, какие надо, дела сделал, все, что надо, купил».