Секретарь обкома - Кочетов Всеволод Анисимович

— Можно и так, конечно, истолковать при желании. Я не запрещал. Я потребовал оттиск статьи. Имею я на то право или нет?

— Конечно, имеете. Вы секретарь обкома, газета «Старгородская правда» — орган обкома…

— Затребовал… А пока читал, пока что… Время шло. Оно идет быстро.

— И месяц с лишним статья пролежала у вас в столе? Фактически-то получается, что помешали напечатать, а? Как ни кинь, все клин. Вот, дорогой мой Анатолий Михайлович, вот к чему ведет опека некоих избранных. Появись эта статья вовремя, — может быть, и не поднялась бы рука Птушкова на ту стряпню, которую он назвал «Древним сказом». Задумался бы человек. А вы поспособствовали развитию в нем сверхмерного самомнения. Плохо, Анатолий Михайлович, очень плохо.

— Сегодня с ним в Союзе товарищи поговорят. — Огнев смотрел в стол. — Мы это все исправим, Василий Антонович. Но должен вам сказать, что в такой обстановке работать не очень легко.

— В какой именно? Чем вам не нравится обстановка, Анатолий Михайлович?

— Появление этого фельетона наводит на грустные размышления. Ну как вы думаете, как он мог появиться?

— Очень просто. Редактор «Старгородской правды» рассказал об этом случае корреспонденту центральной партийной газеты — он имел на это полное право — и вот пожалуйста.

— Если бы так, Василий Антонович! К сожалению, у нас групповщина процветает. И редакторы газет в нее входят, и писатели, и художники, и театральные деятели. А во главе — Бак-санов, как ни жаль, человек партийный, пишущий о современности.

— Что-то не слышал о групповщине. Ну-ну, расскажите.

Огнев длинно и обстоятельно стал рассказывать о том, как он представляет себе рождение фельетона, как, по его мнению, собирались и обсуждали фельетон групповщики, как диктовал основные тезисы Баксанов. Еще час-полтора назад это было домыслом, предположениями. Сейчас Огнев полностью уверовал в свою выдумку, он был убежден, что дело обстояло именно так, как он рассказывал Василию Антоновичу, он готов был в этом поклясться на партийном билете.

Василий Антонович вызвал Воробьева.

— Илья Семенович, пожалуйста, найди по телефону Баксанова, Тур-Хлебченко, Горицветова… Кого еще, Анатолий Михайлович?

— Баксанова так сразу не найти, Василий Антонович, — сказал поспешно Огнев. — Он в Заборовье.

— Давно?

— Второй месяц.

— Оттуда, значит, руководит. — Огневу показалось, что по лицу Василия Антоновича прошла весьма скептическая улыбочка. Это было до крайности неприятно.

— Я их сам потом могу вызвать, Василий Антонович, — предложил он.

— Так вот, Илья Семенович, соедини пока что с Тур-Хлебченко и Горицветовым.

Чтобы не терять времени, Василий Антонович позвонил по обкомовской АТС редактору «Старгородской правды».

— Редактор? Читал фельетончик? «Высокий покровитель». Как относишься? — Прикрыв трубку рукой, объяснил Огневу: — Правильный, говорит, фельетон. А ты какое отношение к нему имеешь? — Опять к Огневу: — Весь материал, говорит, подготовил для корреспондента. А больше там никто? Баксанов, например. Да, да, я знаю. Совсем пропал. Где-то в области. Ну, а Тур-Хлебченко, Горицветов… Плохо с ними знаком? Это уже зря, дорогой мой. Народ партийный, хороший. Ну пока, будь здоров.

Вошел Воробьев.

— Не выполнил поручения, Василий Антонович. Тур-Хлебченко на сланцевых рудниках., Портреты пишет. Жена так объяснила. А Горицветов в Средней Азии, в гости к какому-то композитору поехал. На озеро Иссык-Куль, если не вру.

— Спасибо, Илья Семенович. — Когда Воробьев вышел, Василий Антонович сказал: — Вот чертовы групповщики! Работают! Колхозы перестраивают, портреты шахтеров пишут, народные мелодии записывают. А те, против кого они группу свою сколотили, грязные «сказы» сочиняют да критику в печати зажимают. Оригинальненько получается, Анатолий Михайлович. Не из той ли они группы, о которой кое-кто говорит «лакировщики» и о которой Никита Сергеевич сказал: хотя я и не писатель, но в какой-то степени отношу себя к этой группе? А? Если из той, то вы и меня, Анатолий Михайлович, зачисляйте в нее, пожалуйста. Что-то, гляжу, нервишки у вас сдают. Лечиться вам надо, дорогой мой.

Снова вошел Воробьев.

— Из Союза писателей товарища Огнева спрашивают. Очень срочно, говорят. К себе пойдете, Анатолий Михайлович? Или можно сюда соединить?

— Давай сюда, — сказал Василий Антонович. — Чего бюрократизм разводить.