Рассказы о прежней жизни - Самохин Николай Яковлевич

— Венька? — перебил я.

— Возможно, — сухо сказал Жора. — Некто Левандовский ударил собеседника по голове домброй… А теперь скажи: можем мы такое допускать?

— Ну-у, — сказал я. — Видишь ли… Что касается Веньки, то вряд ли тут мои стихи… Он их и не читает сроду…

— Не можем мы такое допускать! — твердо ответил на свой вопрос Жора.

— Так, так, — вздохнул я. — Значит, теперь этот Бабарышннк будет спокойно гулять, и никто на него, сукина сына, уже не сможет наехать?

— Ну да! — радостно подтвердил Жора. — Если случайно не попадет.

— Случайно он не попадет, — сказал я. — Чего захотел.

— Скажешь тоже, дорогой! — рассмеялся Жора. — Разве я хочу? Пусть живет… Ладно, — закруглил он. — Сейчас распоряжусь, чтобы тебе выдали девятьсот седьмую…

— Погоди, — удержал я его. — Не торопись. Слушай, Сосискян, ты меня давно знаешь… скажи, я просил когда-нибудь для себя исключительных благ?

— Ну! — сказал Жора. — Знаем твою скромность.

— Может, с черного хода чего-нибудь тащил или по блату доставал?

— Зачем такое говоришь? — расстроился Жора.

— Ну вот, — сказал я. — Не просил до сегодняшнего дня. Это в первый и последний раз.

— Понимаю! — вспыхнул Жора. — Понимаю, — повторил он и заерзал.

Потом перегнулся ко мне через стол:

— Имеется одна невостребованная. Готовили для академика… Только как старому другу…

— Тю! — замахал руками я. — Катись ты со своим академиком! Я о другом. Ты мне только выпиши справку: дескать, гражданин такой-то голову поменял. И все. А я уж заберу эту свою. Тем более её еще и распаковать не успели.

— Справок не даем, — официально сказал Жора. — Отрезали эту бюрократию. Навсегда… Здесь! — он похлопал рукой по какому-то лысому прибору. — Здесь все фиксируется. Обменял — зафиксирует, не обменял — зафиксирует.

— Да-а, — задумался я. — А может, подобрать что-нибудь из брака? Что-нибудь похожее на прежнюю?

— Тебе как лучше стараешься, — обиженно сказал Жора, — а ты… понимаешь. — Он нажал кнопку и спросил в микрофон: — Товарищ Маточкина, как там у нас сегодня? Одна? А что за дефекты? Жора усилил звук, и мне стало слышно, как женский голос перечисляет: "Склероз, депрессивные приступы, головокружения, мигрень».

— Господи, Жора! — вскочил я. — Это же почти моя голова!

— Положим, мигрени-то у тебя не было, — буркнул он.

— Эх, Сосиска! — сказал я. — Уж к мигрени я как-нибудь привыкну!

Через час я вышел из обменного пункта. На плечах у меня была моя новая старая голова. В кулаке я сжимал две таблетки. Это Сосискян дал мне их на прощанье.

— Возьми, — сказал, — они сладкие. Кисловатые такие. После этого дела три часа нельзя думать, а без таблеток все равно думается.

Мимо бежала собака. Я хотел бросить ей таблетки, но пожалел. За что ей такая обида — три часа не думать.

Бросил таблетки в урну.

ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС

Недавно с одним человеком по фамилии Мокрецов Федор Степанович (или просто Федя, поскольку Мокрецов еще довольно молодой мужчина) произошел случай, который к числу рядовых явлений, пожалуй, не отнесешь. Он вдруг обнаружил у себя способность слышать внутренние голоса других людей. Причем способность эта прорезалась у Мокрецова сразу, в результате скрытой химической реакции, может быть, или другого какого сдвига. Факт, согласитесь, уникальный. Правда, кое о чем подобном в печати сообщения иногда проскальзывают; о возможности телепатии, например, о чтении книг при помощи пальцев. Но вот про то, что можно чужой внутренний голос услышать от слова до слова, наука пока молчит.

А с Мокрецовым дело было так. Ехал он как-то в почти пустом трамвае. Такой, знаете, новый трамвай с прицепом. И на оба салона — только четыре пассажира. В заднем сам Мокрецов сидел, и рядом с ним, у окна — пожилой интеллигентный мужчина в шляпе. А головы двух других пассажиров торчали из-за спинок сидений далеко впереди.

И вот в такой, можно сказать, разреженной обстановке Мокрецов вдруг явственно услышал, что кто-то поет. Не вслух поет и не шепотом, а как бы про себя. Ну, вот, как если бы репродуктор до конца выкрутить, а потом плотно-плотно ухо к нему прижать — вот такое, примерно, ощущение: когда голоса, вроде, нет, а слова отлично разбираешь.

Но только это было не радио, пусть даже отдаленное. Потому что неизвестно чей беззвучный голос пел неприличную частушку, каких по радио, хоть застрелись — не услышишь. Неприличную, чтобы не сказать — похабную.