Рассказы о прежней жизни - Самохин Николай Яковлевич

— Сирота! Годится, а?

И вовсе сделался серьезным.

— Вот что, ма танте, — сказал, — исчезните-ка отсюда на недельку. Простудите Наташку или слух пустите, что простудилась, — и в город. Только на недельку, не меньше Пусть участок без хозяев побудет. — Гога помолчал и закончил непонятно: — Детишкам на молочишко.

Лидия Леонтьевна съехала в воскресенье.

Гога заявился в четверг. Приехал он в этот раз на грузовом «ЗИЛе» с прицепом. Управлял «ЗИЛом» щуплый паренек в рваной тельняшке.

Сторож Пимен запросил с них пятерку. У Гоги не оказалось пятерки. Было у него шесть двадцать, но — в стеклянной упаковке. Пимен принял бутылку и заплакал:

— Ить это же я опять запью через вас, паразитов!

На участке Лидии Леонтьевны Гога достал из кузова бензопилу и разделся до пояса, обнаружив некогда мускулистый, а теперь подернутый ровным жирком торс. Белотелый и чернобородый, он походил на античного героя.

— Сироту обижать?! — пробормотал Гога, без улыбки подмигнул спутнику.

Щуплый его спутник мелкозубо оскалился.

Гога был современным молодым человеком, он знал всякое дело. Между прочим, свои оранжевые «Жигули» он заработал как раз пилой и топором на постройке колхозных коровников. Он валил березки аккуратно — вершника к вершинке, чтобы не повышибать стекла на веранде, не покалечить летнюю кухню или туалет. Приятель его, вооружившись топором, обрубал ветки и проворно вязал веники.

Светило солнце, ласковый ветерок обдувал влажную спину, застоявшийся организм «хулиганствующего родственника» Лидии Леонтьевны радовался работе, и Гога, время от времени задирая бороду, дурашливо пел-выкрикивал:

— Бэл-лая бэр-рёза! Я тэбя люблю!

Из зарослей малины за всем этим разбоем с ужасом наблюдала учительница-пенсионерка. Гога почувствовал ее взгляд, обернулся и, увидев свидетеля, на всякий случай, потрясая пилой, рявкнул;

— Сироту обижать!!

Пенсионерка в страхе бежала. Она подалась к сторожу, за помощью, но пока дохромала до его подворья, было уже поздно. Пимен сидя спал посреди пыльного двора, уронив на грудь квадратную голову и уткнув в землю руки-коряги. Рядом валялась опорожненная бутылка.

Гога с приятелем навязали двести веников. Хлысты они раскряжевали и побросали в кузов. Вся эта операция заняла у них часа полтора.

Веники в тот же день были распроданы возле центральной бани.

Куда Гога с приятелем сбыли березовые дрова, осталось неизвестным. Да и не в этом суть.

В субботу сбежавшиеся к даче Селивановых члены кооператива наблюдали жуткую картину разорения и скорби. Вернувшийся из командировки Арнольд Тимофеевич топал ногами и безобразно кричал. Лидия Леонтьевна рыдала. Безутешно плакала Наташка.

Товарищ Занзегуров наблюдал за всем этим издали. По долгу службы ему полагалось бы подойти, отобрать у пострадавших и соседей свидетельские показания, возможно, составить акт, но товарищ Занзегуров лучше, чем кто-либо, знал: судиться с «хулиганствующим родственником» Селивановы не будут. Не знал товарищ Занзегуров только одного: потрясенная Лидия Леонтьевна искренне оплакивала березки.

…А сейчас конец августа. На участке Селивановых так ничего и не выросло. Надо выкорчевывать пни, а некому. Охладевший к даче Арнольд Тимофеевич перестал туда ездить. Наташка выпросилась в пионерский лагерь, на третий сезон. Лидия Леонтьевна одиноко бродит среди пеньков. Как одинокая березка — следовало бы сказать. Но теперь это сравнение к ней не подходит. Во всяком случае, товарищу Занзегурову она не кажется больше березкой. Он видит, как на унылом пустыре мыкается сухопарая немолодая женщина, и вид ее почему-то вызывает у товарища Занзегурова раздражение. Он теперь снова облекся в свою униформу и возобновил ре гулярные обходы кооператива. Поравнявшись с калиткой Селивановых, товарищ Занзегуров всякий раз напоминает:

— Обихаживать надо землю, товарищи. Для чего государство вам ее нарезает?

— Но вы же знаете, — разводит руками Лидия Леонтьевна.

— Мы-то знаем… — неопределенно говорит товарищ Занзегуров и отходит, побрякивая в кармане рулеткой.

УРОК КОНКРЕТНОЙ ЭКОНОМИКИ

Ворожеева согнул свирепый радикулит, ему прописали массаж, но массажистка накануне ушла в декретный отпуск, замены ей пока не подыскали, и Ворожееву пришлось обратиться к частной.

У этой частной, глубоко законспирированной массажистки клиентура была отборной (массажистка владела какими-то китайскими хитростями). Ворожеева отрекомендовал ей старый приятель, администратор цирка Голубь, не лично отрекомендовал даже, а свел через третье лицо путем долгих телефонных переговоров..