Узелки - Соломатина Татьяна Юрьевна

«Если Джош и принимал участие в этой передаче, то, видимо, стоя. Я тут просто не помещаюсь!» — подумала я и собрала всю волю в кулак. Спасаться бегством было поздно.

Ассистенты изображали вопросы. Слава богу, я пока ещё понимала, но отвечала на родном языке. Марк переводил с жуткой отсебятиной. Я попросила его не «испражняться мыслию под древом», присовокупив к просьбе ёмкую идиому. Помогло — Марк стал переводить более-менее прилично. Тренировка прошла вполне гладко. Я мысленно представила вид на бескрайний океан с палубы огромного лайнера, и мне стало абсолютно всё равно, как я выгляжу, кто это усатое говорящее парнокопытное и почему Брюс Ли всё ещё жив и здоров. Мы даже успели выпить кофе. Да, да, как обычно. «Данкэн-Донатс».

Ассистент запустил обратный отсчёт. «Парам-парам-парам», — проиграла заставка, и на мониторе я увидела всё тех же: «буфетчицу» с невероятно дебильным выражением лица, но уже сомкнутыми ногами; «Брюса Ли», ставшего ещё великолепнее, и «усатую свинью», по которой градом катился пот.

Дальнейшее напоминало театр абсурда.

Интермедия

Брюс (радостно улыбаясь в камеру): Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла! (Поворачивается к буфетчице).

Буфетчица: Ы-ы-ы-ы-ы (нечленораздельно мычит, с улыбкой дебила глядя на Брюса и судорожно кивая головой в камеру. Мычание отдалённо напоминает английские словосочетания, изучаемые в младшей группе детского сада: «Mynameis… I'mfrom...» и тому подобные).

Брюс (радостно, с оттенком лёгкой тревоги в голосе): Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла! (Поворачивается к У. Свинье).

Усатая Свинья (не мычит, не улыбается, не шевелит рылом, не дышит, глаза стеклянные — она впала в каталепсию — полностью обездвижена. Единственный признак жизни — по У. Свинье в режиме «по усам текло» щедро льёт пот).

Брюс (радостно-эйфорично, как в преддверии наступающего совместного оргазма с единственной оставшейся в живых после ядерного взрыва прекрасной женщиной): Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла!!!!! Бла-бла-бла! (Даёт спецназовскую отмашку кому-то невидимому — по телемониторам начинает бегать жевательная резинка и летать прокладки).

Занавес

Родриго срочно дал отмашку на запуск рекламного блока. Не успел никто рта открыть, как я заорала на родном языке: «Мне срочно надо выпить!» Что характерно, все это поняли без перевода — секунд через десять милая девушка принесла мне стограммовую рюмку, наполненную прозрачной, знакомо пахнущей жидкостью. Я вылила содержимое в себя. Чёрт! Я отлично знаю английский! На изложение плана действий ушло ещё секунд двадцать и полминуты — на эвакуацию Марка с помощью двух крепких и небрезгливых ассистентов. Мы уложились в трёхминутный рекламный блок.

Время — категория относительная. Эйнштейн был прав. Никогда в моей жизни не было такого длинного получаса, воспоминания о котором очень коротки. Я с честью, как настоящий воин, как Паганини с одной струной, как Маресьев без ног, но с парашютом, продралась сквозь простые и не очень, обычные и специальные, умные и тупейшие вопросы. Я даже, в отличие от Марка, смогла правильно произнести cytomegalovirus и много-много других сложных слов и словосочетаний. И я ни разу не произнесла: «It means…»

С Родриго мы расставались как брат и сестра. Двоюродные. Он сказал, что рад знакомству (естественно!), передал привет Джошу (а как же!), пообещал, что на память вручит мне через него кассету (видимо, чтобы больше никогда меня не видеть), и заверил, что всё было не просто excellent а прям-таки заебись! Прихватив с двух сторон под ручки ожившего и уже разговорившегося Марка, мы с Брюсом Великолепным спустились в холл, где и попрощались. Марк и я сдали пропуска визитёров охраннику и вышли на улицу.

***

Знаете, почему я не убила Марка? Неужели на самом деле полагаете, что мне не хватило сил завалить этого слабосильного толстячка своей могучей «милитари»-торбой?

Старенький «Фольксваген» Марка был запаркован в непосредственной близости от места избиения. В машине сидел Байкал. В разгар «битвы» мой взгляд упал на пса. Вы никогда не избивали отца на глазах у беспомощного запертого ребёнка?

Пока человека любит хоть одно живое существо — он достоин жизни. Особенно если это существо — Байкал. И даже если этот человек — беспринципный, бесчестный, жалкий и лицемерный Марк.

Что касается Джоша — всё объяснилось донельзя просто. Знакомые знакомых сказали ему, что есть человек, которому очень плохо: он и вся его семья голодают, «не говоря уже о дворецком, конюхе, служанке» и, разумеется, собаке. Индейца подвела та же черта характера, а вернее сказать — архетип души, в силу которой один славянин, находящийся на другом континенте, периодически попадает в аналогичные ситуации. У этих мужчин есть правило — если из мира поступает сигнал о помощи, они не делают вид, что не слышат его. Они просто действуют. Не их вина, что эти сигналы иногда оказываются банальной радиопомехой. Ведь они оба, «несмотря ни на что, продолжают верить, что в людях есть что-то хорошее!» вслед за Куртом Воннегутом. Но, Слава Мужскому Началу, на одни и те же грабли эти парни дважды не наступают.