Узелки - Соломатина Татьяна Юрьевна

— Да к чему же?! Отношение к чему «этому»? — Эйфория удачного дня сделала меня болтливым, рассеянным и неспособным сосредоточиться.

— Я плохо умею объяснять, простите. Не знаю, что на меня нашло сегодня. Обычно я молча нахожу, молча отдаю, молча беру плату и молча ухожу. А с вами вот потянуло… Наверное, потому что вы поэт. Я почитал немного ваши стихи, пока возвращался, простите. Безусловно, вы не лишены дара. Человек, обладающий даром и его осознающий, имеет больше возможностей к пониманию чего бы то ни было. Ещё раз простите меня. — Он умолк. Было видно, что он собирается уйти.

— Нет, это вы меня простите. Я немного ушёл в себя. Моя рукопись. Странности. И мои и ваши. Характер у меня такой, что стараюсь подальше держаться от людей. Ну, вы понимаете. Подальше от отношений. Дружеских, приятельских.

— Я понимаю.

— Вы сказали «нет потерянных вещей»?

— Да, так и есть. Есть жизнь и НАПРАВЛЕНИЕ. Направление движения, если хотите. Бросьте в воду камень — круги разойдутся и вновь вернётся гладь — камень потерян для вас. Но не для воды. В ней остался след, не видимый вашему глазу. И чем дороже был камень вам, или другому камню, или самой воде, тем след ярче. Запах сильнее. Если вы увидите след, почуете запах, уловите импульс, то проникнете в воду — найдёте камень.

— «Проникнуть» в воду?

— Это метафора — не нужно буквально нырять в холодную мокрую воду. Весь мир — «вода». Просто одни видят следы, чуют запахи, слышат звуки, улавливают толчки, а другие — нет.

…ОНА ПРОСТО СИДЕЛА НА СКАМЕЙКЕ. Всё ласкало её. Если где-нибудь существовал мир без войн — это был её мир.

Всё произошло неожиданно и стремительно, когда Она увидела его. Даже если бы я смог спросить её, что Она думала и чувствовала в то мгновение, вряд ли Она смогла ответить. Да и не стала бы отвечать. Наверное, воздух и всё, что находилось вокруг, заструились, кристаллизовались в алмазных гранях, вспыхнули…

Уже потом, когда Она плакала и была ребёнком, кристаллы таяли и мир плакал вместе с ней, Она обрела способность думать. Только тогда Она поняла, что мир больше никогда не будет таким без него.

…Мы ещё долго болтали, присев на скамейку у края широкого городского проспекта. Договорившись до вечерней прохлады, мы переместились в ближайшее кафе, где ещё пару часов согревали себя дешёвым коньячком и дорогим кофе. Ближе к ночи обменялись адресами-телефонами и разъехались по домам. Мы подружились.

За пару месяцев, что мы общались, почти регулярно выпивая и, как правило, не закусывая, мой новый друг среди прочего успел рассказать мне одну историю… Странную. Да, к тому времени я всё ещё плохо понимал что-либо из его объяснений мира, но всё ещё отлично чувствовал.

И вы знаете, что я сделал? Я пошёл на тот самый бульвар, нашёл ту самую скамейку, на которой три года назад сидела Она, когда в первый раз увидела его. Я отправился туда в тот самый час, когда сумерки окутывают город тем романтическим флёром, что заставляет глаза подсознательно воспринимать скорее картину теней, нежели предметов. Она была там. Даже капли сомнения не возникло, что это может быть не Она. Я сел на скамейку рядом с ней. Через некоторое время мы уже говорили.

Аккуратно, издалека я стал пересказывать ей историю моего друга. Когда, наконец, почти все карты были открыты и Она поняла, что ей известно, чем закончится мой рассказ, Она спросила только: «Где Он?» Тени на лице делали её похожей на амазонку. Но голос… Какого напряжения стоило ей сдерживать внутреннюю дрожь! Я объяснил, что пришёл по собственному желанию и Он ничего не знает об этом. Он боится, зная, что предал и себя, и её, и их Любовь. Был выброшен этим чувством из своего привычного мира. И оказался к этому не готов. Потерял себя. Потерял её. Потерял весь мир. Стал просто больным человеком. Впервые найдя действительно своё, сбежал.

Я дал ей его адрес — это всё, что Она хотела от меня на самом деле. Никак не моих нелепых объяснений. Я даже почувствовал себя немного дураком, что пытался тут что-то рассказывать и, может быть, оправдывать. Кому это всё нужно?! Когда любишь человека — не нужны никакие объяснения. Как я мог понять её тогда? Все три года эта женщина приходила на бульвар каждый день. Каждый день! КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Тысячу девяносто пять дней. Есть ли среди вас, читающих эту историю, хоть одна, способная на это? На такую веру.

Я вернулся домой, позвонил моему недолгому другу и сказал, что уезжаю из города на год-полтора. Я, кажется, что-то наплёл ещё о причинах моего отъезда. Он поверил. Или нет. Не важно. Я просто не хотел знать, чем закончится эта история.