Небесная подруга - Харрис Джоанн

Элис словно заколдовали: чем ближе она подступала к холсту, тем больше подробностей замечала. Каждая веточка, каждая травинка представали во всем их бесконечном разнообразии. Возможно, эта была иллюзия, рожденная подсознанием и помогающая признать то, что рассудок поначалу отвергал. Пока разум пытался истолковать записки Дэниела, подсознание просеивало информацию и рисовало – буквально – картину собственных выводов.

Так или иначе, Элис наконец поверила.

Ей стало немного легче: стоит принять иррациональное, непоследовательно подумала она, как все становится возможным. Даже в Зазеркалье есть законы, если знать, куда смотреть. Элис продолжала изучать картину, рассматривая две фигуры у воды. По крайней мере один из этих людей – тот, который в шляпе, – был ей знаком. Осанка, сутулые плечи, блики света в стеклах очков…

Джо.

Джо и Дэниел?

Да, Дэниел и Джо.

Последняя важная часть пазла встала на место, словно захлопнулась дверь в мир здравого смысла. Элис в последний раз взяла кисть и вывела название картины в нижней части холста – не рассуждая, не сопротивляясь порыву, как совершала все действия, приведшие ее к этому моменту.

Бедный Дэниел, думала она, аккуратно выписывая буквы: «ВОЗДАЯНИЕ. ИЗБРАННИКИ ОФЕЛИИ».

Один

В страшном сне я шел вдоль дороги, и голод следовал за мной по пятам. Разум, которым я столь неправедно гордился, пребывал в непривычном смятении. Обоняние забивал запах крови, и хотя я сопротивлялся осознанию фактов, перед лицом голода я слабел – как любой нормальный человек. Я всегда считал себя христианином, не лгал и не крал; если и думал о прелюбодеянии, то скрывал эти помыслы. Грехи мои были мелкими, рядовыми, душу не затрагивало ни отчаяние, ни высокомерие. Но неожиданно, за один день и одну ночь, все переменилось. Я больше не похож на обычного человека – мысль об этом жила во мне как проклятие. Как выразить всю глубину ужаса, охватившего меня, когда я впервые увидел зверя в оболочке моего тела? Позднее я наблюдал подобное достаточно часто, чтобы сломаться, и привык смотреть на это бесстрастно, почти как исследователь, однако до той поры пришлось разбить множество зеркал и икон, перевернуть множество запретных страниц.

Так я шел, терзаясь голодом и скрывая лицо в тени, чтобы прохожие не могли увидеть в моих глазах жажду убийства.

Убийство. Это слово утратило смысл, пока я слепо брел по улицам, спрятав руки в карманы, чтобы никто не заметил их дрожи. Просто провал, головокружительный спуск в небытие, необозримый, как судьба. От одного слова, как на фотопластинке от одного луча света, изменилась вся моя жизнь. Поверьте, я сопротивлялся как мог, но мысль об убийстве была коварна, она вертелась в голове, рождала галлюцинации, рисовала, словно в театре теней, причудливые силуэты на экране моего истерзанного разума. Порой я выпадал из реальности, терялся, как ребенок в ярмарочной толпе, и голод овладевал моим сознанием. Несколько раз я нырял в переулки или проемы арок, чтобы извергнуть содержимое желудка, вроде бы давно пустого, и боль запускала острые пальцы мне под ребра. В итоге оказалось, что я терпел эти муки зря. Странно, но меня до сих пор охватывает гордость при мысли о том, как долго я продержался. Будьте ко мне снисходительны – я сдался не сразу.

Я так и не дошел до квартиры Розмари – и не надеялся дойти, – хотя сумел добраться до реки. Народу на улицах было меньше, чем я опасался. У дверей забегаловок толпились студенты, но мне, к счастью, не пришлось касаться их или подходить слишком близко – от одного запаха кружилась голова. Мимо прошли несколько полицейских, бросивших настороженные взгляды в мою сторону. Паранойя заставила ускорить шаг – почудилось, что они заметили мое странное состояние. Руки дрожали. У моста Магдалины (ирония этого совпадения от меня не ускользнула) случился особенно сильный спазм, так что некоторое время я не мог дышать, только дрожал всем телом. Кое-как спустился на берег, оттуда под мост, где было темно и прохладно. Я решил отдохнуть там, где меня никто не увидит, не будет задавать вопросы.

Я устроился на узком бортике под мостом. Было холодно и сыро, каменный свод позеленел от плесени, но здесь я хотя бы чувствовал себя в безопасности. Над головой проходили люди. Я ощущал их тепло и как будто видел его: словно факел сиял сквозь плотную ткань, слабым отблеском отражаясь в воде. Я закрыл глаза. Совсем ненадолго, убеждал я себя; несколько минут отдохну и приду в себя. Прохлада воды и сырое безмолвие камня помогут остановить поселившийся во мне ужас. Я ждал.