Небесная подруга - Харрис Джоанн

Их можно убить. Я знаю, что можно. Действие простое и ужасное, как любое убийство, справиться с ним может любой, стоит захотеть. Но этого мало. Их странную жизнь можно отнять, но нельзя удержать. Они снова всплывают на поверхность, как жуткие прозрачные морские создания, призванные лунным светом. Они не бессмертны, хотя живут почти вечно.

Их семя повсюду. Оно дремлет, как отравленное дерево в саду, пронзающее землю корнями, расселяется личинками в умах людей. Семя зла может спать столетиями, а потом пробудиться, стряхнуть снег с лица и выйти на свет. В древности священнослужители знали, как его уничтожить. Они сжигали порождения ночи, хоронили их в камне и извести, но семя прорастало в памяти, в сказках и песнях. Каждый, кто в детстве хотел быть Золушкой или Маугли, а в юности мечтал пробудить поцелуем мертвую принцессу, сеял ночное семя. Семя из царства Прозерпины, рождающее кроваво-красный плод.

Желание.

Семя зла ждет этого желания. Нужен лишь один человек, единственная душа, чтобы призвать ночную тварь, и она вернется, волей или неволей. Единственная душа – вот все, что нужно.

И еще – надо быть Розмари. Сиять, как Розмари… обладать ее властью. Что я готов отдать ради этого? Что я уже отдал?

«В августе она должна умереть… В сентябре я вспомню…»^[18]

Вспомню ли? Мои мысли путаются. В то лето их направляла Розмари, владела ими, как и моим телом. Это было сладко – она питалась мною и питала меня. Я совершенно не думал о Роберте. Розмари принадлежала нам. Мне.

Как долго это могло длиться, я не знаю. Мне было удобно на складе. Элейн стирала мою одежду и носила еду. Она утоляла и другой мой голод, когда Розмари не было рядом. Элейн желала лишь одного – умереть. В то время я многого не понимал и не представлял, как Розмари заставляет Элейн жить против воли. Я знал, что все мои товарищи – может быть, за исключением Рэйфа – уже умерли хотя бы однажды. Элейн ушла из жизни (или поверила, что ушла) пятьдесят лет назад, Джава еще раньше, Зак умер во Франции во время Первой мировой войны, но мало что помнил об этом или не хотел говорить. Антона убила Элейн, и его присутствие в нашей компании, насколько я мог понять, давало Розмари власть над девушкой. Кажется, Антон был братом Элейн – я так и не сумел выяснить это, – а может быть, ее сыном.

По словам Элейн, Розмари призвала их всех назад. Но Элейн не знала, каким образом. Я предположил (ошибочно), что это род некромантии. Я слишком увлекся сомнительной магией, ритуалами и воображал, будто разбираюсь в этом. Даже подумывал перейти от теории к практике. Осуществить намерение мне не довелось, но я все-таки увидел магию в действии, причем неожиданно. Это было в конце августа. В тот день исполнилось сокровенное желание Элейн.

Один

Не думайте, будто инспектор Тернер забыл о поисках кембриджского убийцы. Он не бросил дело. Меня ни в чем не обвинили, но одна из нитей следствия снова потянулась ко мне – так сказала Розмари.

То ли мы не заметили опасности, увлекшись охотой, то ли Тернер тайно наблюдал за нами. Может быть, он следил за Робертом, а Розмари беспечно навела его на нашу компанию. Так или иначе, однажды на складе, где мы все вместе пили и играли в карты, у меня вдруг появилось необъяснимое предчувствие беды. Может быть, странная духовная связь между мною и Тернером была сильнее, чем я думал. Мы прождали Розмари дольше обычного и около двух часов пополуночи отправились охотиться на кембриджских бедняков, не доверяя ночным барам и позднему свету в окнах колледжей.

Прохожих было мало – полиция хорошо напугала горожан, люди боялись выходить в поздний час. Мы стали заметны на пустых улицах, однако всегда находили какого-нибудь бродягу, шатавшегося у реки или валявшегося в подворотне. Даже приохотились к таким жертвам – алкоголь придавал крови особую пикантность.

Сытые и сонные, мы курили и пили вино, которое принесли Джава и Зак. Комнатка, где я спал, была завалена пустыми бутылками. В те ночи я много пил – думал, это поможет отрешиться от самого себя, испытать возбуждение охоты без угрызений совести. Во мраке горели две свечи, воткнутые в пустые бутылки; окна были завешены мешковиной. Нас не могли заметить случайно.

Внезапно у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают. Я списал это на паранойю и выпил еще вина, чтобы успокоить нервы, но страх не уходил. Наоборот, вино обострило чуткость.

В конце концов я не выдержал и повернулся к Розмари.