Облачный атлас - Митчелл Дэвид

Не в силах понять, насколько он серьезен, я сказала:

— Если побежденные могут использовать то, чему их научили их противники, то да, проигравшие спустя долгое время могут стать победителями.

— Всемилостивая Корпократия! — фыркнул Хэ-Чжу Им. — Давайте-ка поедем в город и потратим там энную сумму.

Не раздражал ли он вас немного?

Поначалу он раздражал меня очень сильно, но я напомнила себе, что он был средством от моего недомогания, предписанным профессором Мефи. Кроме того, Хэ-Чжу сделал мне комплимент, назвав меня «личностью», и даже Юна-939 не разговаривала со мной так непосредственно. Я спросила у него, чем он обычно занимается вечерами девятого дня, когда его не принуждают присматривать за призовыми образцами.

С дипломатично пригашенной улыбкой он сказал мне, что люди из слоя Мефи никогда никого не принуждают, только намекают. Он мог отправиться с однокашниками в ресторацию или бар или, если бы ему улыбнулась удача, пойти в клуб с какой-нибудь девушкой. Я не относилась к числу его однокашников и не была в строгом смысле слова девушкой, так что он предложил мне пойти в пассаж, чтобы «отведать плодов Ни-Со-Копроса».

Не будет ли он смущен, спросила я, если его увидят в обществе Сонми? Я могу надеть шляпу и палантин.

Хэ-Чжу Им, поколебавшись, предложил вместо этого накладную бороду чародея и рога северного оленя. Я извинилась: у меня ничего такого не было. Молодой человек улыбнулся, попросил прощения за очередную глупую шутку, сказал, чтобы я надевала все то, в чем мне самой будет удобно, и заверил, что в городе я буду гораздо незаметнее, чем в лекционном зале. Такси стоит внизу, и он подождет меня в вестибюле.

Вы нервничали, покидая Тэмосан?

Да, слегка. Хэ-Чжу развлекал меня разговорами о достопримечательностях. Мы направили такси через Мемориал Поверженным Плутократам, вокруг Дворца Кёнпокын и вниз по авеню Девяти Тысяч РекЛ. Водитель был чистокровным бангладешцем и сразу же почуял, что ему перепадет немало от наших обильных трат.

— Сегодня идеальная ночь для Лунной Башни, господин, — ввернул он. — Очень ясная.

Хэ-Чжу согласился поехать туда. Спиральная дорога поднималась к гигантской пирамиде, высоко-высоко вздымавшейся надо всеми навесами, надо всем вообще, за исключением корпократических монолитов. Вам, Архивист, приходилось подниматься на Лунную Башню ночью?

Нет, даже днем там не был. Мы, горожане, по большей части предоставляем ее туристам.

Поднимитесь. С 234-го этажа мегаполис казался ковром из ксенона, неона, движения, диоксидов углерода и навесов. Если бы не стеклянный купол, сказал мне Хэ-Чжу, ветер на такой высоте унес бы нас, как бумажных змеев, а то и вышвырнул бы нас на орбиту, наподобие спутников. Он указывал на различные возвышенности и наземные ориентиры: о некоторых я слышала или видела их по 3-мерке либо РекЛ, о других ничего не знала. Площадь Чхонмё-Плаза укрывалась за монолитом, но виден был ее стадиум: распахнутый глаз голубого дневного света. Лунным спонсором в ту ночь была Семенная Корпорация. Огромный лунный прожектор, установленный на далекой Фудзи, высвечивал на поверхности луны одну РекЛ за другой: помидоры размером с младенца, кремовые кубы цветной капусты, цельные корни лотоса. Из сочного рта логомана Семенной Корпорации выдувались речевые пузыри, гарантируя, что его продукты на сто процентов модифицированы по геному.

Спускаясь, пожилой таксист рассказывал о своем детстве в отделенном мегаполисе под названием Мумбай, ныне захваченном мертвыми землями; в то время луна всегда оставалась голой. Хэ-Чжу заметил, что луна без РекЛ на ней повергла бы его в ужас.

В какой пассаж вы отправились?

В тот, что в саду Вансимни: настоящая энциклопедия потребления! Часами я показывала Хэ-Чжу на разные предметы, чтобы он мне их называл: там были бронзовые маски, супы быстрого приготовления из птичьих гнезд, фабриканты-игрушки, позолоченные судзуки, воздушные фильтры, мотки пряжи, устойчивой к кислоте, говорящие модели Возлюбленного Председателя и статуэтки Председателя Имманентного, ароматическая пудра из драгоценных камней, шарфы из жемчужного шелка, карты реального времени, артефакты из мертвых земель, программируемые скрипки. Хэ-Чжу провел меня по отделу фармакологии: пакеты пилюль от рака, СПИДа, болезни Альцгеймера, отравления свинцом; от ожирения, истощения на нервной почве, облысения, волосатости, избыточной веселости, угрюмости; таблетки свежести, таблетки, снимающие зависимость от таблеток свежести.

Пробило двадцать один час, но мы не обошли еще и одного участка. Как же переполняла потребителей жажда покупать, покупать, покупать! Чистокровные казались мне сплошной губкой потребностей, всасывающей товары и услуги из каждого киоска, ресторации, бара, магазина, закоулка.

Хэ-Чжу привел меня на платформу со стильным кафе, где купил стиролку звездомеси для себя и акву для меня. Он объяснил, что, согласно Статутам Обогащения, потребители должны каждый месяц тратить фиксированную квоту долларов, которая зависит от того, к какому они принадлежат слою. Накопление является преступлением против корпократии. Это я уже знала, но не стала его перебивать. Хэ-Чжу сказал, что его матери современные пассажи кажутся устрашающими, так что обычно он сам расходует требуемую квоту.

Я попросила его рассказать, каково чувствовать свою принадлежность к семье. Аспирант одновременно улыбнулся и нахмурился.

— Вынужденное бремя, — поведал он мне. — Мамино хобби состоит в коллекционировании незначительных недугов и лекарств для их излечения. Папа работает в Министерстве статистики и засыпает перед 3-меркой, уткнувшись носом в стакан.

Оба его родителя, признался он, были зачаты наобум, и они продали свою квоту на второго ребенка, чтобы выправить геном Хэ-Чжу. Это позволило ему нацелиться на давно лелеемую карьеру: начиная с диснеев своего детства (принудительных драм) он мечтал стать человеком Единодушия. Выбивать ногами двери ради денег — это представлялось ему прекрасной жизнью.

Должно быть, родители очень его любили, раз пошли на такую жертву, заметила я. Хэ-Чжу ответил, что их пенсия будет браться из его жалованья. Потом он спросил, не испытала ли я сейсмического потрясения, когда мои корни были отняты от заведения Папы Сонга и пересажены в лабораторию Бум-Сука. Не скучала ли я по тому миру, на пребывание в котором был рассчитан мой геном?

Я ответила, что фабриканты сориентированы на то, чтобы ни по чему не скучать.

— А вы разве еще не вознеслись над своей ориентацией? — спросил он наудачу.

Я сказала, что об этом надо подумать.

Не пришлось ли вам испытать в пассаже каких-нибудь негативных реакций со стороны потребителей? В качестве Сонми, оказавшейся вне заведения Папы Сонга, я имею в виду.

Нет. Там было много других фабрикантов: носильщики, слуги и уборщики, так что я не слишком выделялась. Потом, когда Хэ-Чжу пошел в гигиенер, какая-то женщина с ярко-красными веснушками, подростковым цветом лица, но предательски состарившимися глазами извинилась за то, что беспокоит меня.

— Слушайте, я наблюдательница мод из Масс-медиа, — сказала она. — Зовите меня Лили. Я шпионила за вами. — Тут она захихикала. — Но женщине с вашим мужеством, вашим чутьем, а более всего — с вашим предвидением, моя дорогая, именно этого и следует ожидать.

Я очень смутилась.

Она сказала, что я на ее памяти первая потребительница, полностью сделавшая правку лица под широко известную фабрикантку-прислугу. В более низких слоях, пояснила она, мое модное притязание могли бы счесть слишком смелым или даже противоречащим слою, но она считала его гениальным. Она спросила, не хочу ли я стать моделью для «вызывающе шикарного 3-мерного журнала». Платить, заверила она, мне будут воистину запредельно: друзья моего приятеля станут пресмыкаться от ревнивой зависти. А нам, женщинам, добавила она, ревность в наших мужчинах столь же приятна, как доллары в Душе.

Я отказалась от предложения, поблагодарив ее и добавив, что у фабриканток не бывает приятелей. Женщина из Масс-медиа притворно рассмеялась моей мнимой шутке и исследовала каждую черточку моего лица. Она умоляла сказать ей, какой лицеправ занимался мною.

— Я просто обязана встретиться с этим мастером. Такой миниатюрист!

После маточной цистерны и ориентации, сказала я, всю свою жизнь я провела за прилавком у Папы Сонга, так что никогда не встречалась со своим лицеправом.

На этот раз смех исследовательницы мод был шутовским, но раздраженным.

О, наконец-то до меня дошло — она, значит, не могла поверить, что вы не являетесь чистокровной?

Она дала мне свою карточку и настойчиво просила меня передумать, предостерегая, что такие возможности, которые предлагает мне она, не открываются десять дней в неделю.