Обреченный убивать - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Эти мерзавцы обрезали провода! Мы в ловушке, она вот-вот захлопнется, а позвать на помощь нет никакой возможности. – Значит, будем прорываться с боем, – беспечно ответил я.

И снова выглянул в окно.

Возле ресторана уже было пусто. Там лишь стоял "фиат", на сиденье которого угнездился худосочный тип в феске, – видимо, тыловое прикрытие на случай нашей попытки сделать ноги.

Вторая машина наверняка дежурила позади дома. Похоже, мы и впрямь в клещах.

– Как?! – загремел Хайруллах-бей. – О, сын осла, ты знаешь, кто такой Низамеддин?! От нас даже мокрого места не останется. Вот если бы я мог позвонить кое-кому…

– Да ладно вам – Низамеддин, Низамеддин… А я – Волкодав. Усек, дядя? Есть у меня один интересный планчик. У вас имеется лишняя "пушка"? Дайте сюда. О'кей…

Да, пистолетик, который всучил мне Хайруллах-бей, и впрямь был клевый – итальянская "Береттакомпакт М-92" с двумя запасными магазинами по четырнадцать патронов каждый. С таким арсеналом можно держаться против целой роты в течение получаса.

А нам больше и не нужно.

Когда я изложил свой план толстяку, он засиял.

– О аллах… – вознес он пухлые длани к потолку. – Ты услышал мои молитвы…

– Поторопите людей, ваше степенство, – достаточно бесцеремонно оборвал я этот приступ благочестия. – Этот ваш Низамеддин не будет ждать, пока мы тут управимся с намазом. – Гяур[74]… – с презрением посмотрел в мою сторону Хайруллах-бей.

Но, тем не менее, соответствующее распоряжение отдал.

Вскоре наша достаточно просторная комната стала напоминать невольничий рынок времен Османской империи: телохранители толстяка согнали сюда всех, кого только можно было сыскать в этом высококлассном борделе.

Шлюхи самых разнообразных мастей и расцветок, габаритов и роста, большей частью полураздетые и навеселе, устроили такой галдеж, что Хайруллах-бею пришлось возвысить свой голос до ишачьего рева.

И только когда весь этот сброд наконец уразумел, кто их собрал, в комнате воцарилась мертвая тишина.

Разъяснение причин такого неординарного события заняло не больше минуты. Главное, что поняли собравшиеся: если кто-то не выполнит просьбу-приказ Хайруллах-бея, то лучше бы ему спрятаться на дне морском…

Когда мы закончили свои приготовления, чей-то гнусавый голос снаружи дома окликнул толстяка:

– Эй, Хайруллах-бей! Зачем ты запер двери этого благословенного заведения для невинных мужских утех? Или мы с тобой уже не друзья?

Толстяк осторожно приоткрыл форточку и прокричал в ответ:

– Низамеддин, видит аллах, я всегда рад встрече с тобой! Но сегодня у меня появились кое-какие проблемы, которые нужно решать только в узком кругу близких и родственников.

– Я уважаю законы гостеприимства и желаю тебе удачи в разрешении этих проблем. У меня есть только одна просьба – мне нужен тот высокий светловолосый гяур, что вошел через черный ход. Отдай его мне, и наша дружба станет крепче клинка из дамасской стали.

"Надо отдать должное, – подумал я с досадой, – у этого Низамеддина служба наблюдения поставлена очень даже неплохо".

Мне сразу пришла на ум старая нищенка в замызганной парандже,[75] сидевшая в переулке, где находился черный ход.

Но тогда напрашивается следующий вопрос: из каких источников Низамеддину стало известно о нашей встрече в этом борделе?

Что я тут же и высказал вслух злому, как взбесившийся тигр, Харуллах-бею.

В ответ он только заскрипел зубами и провел большим пальцем на своей шее короткую выразительную черту.

Уточнять, что значит этот жест, я не стал. Если нам удастся выбраться отсюда подобру-поздорову, коекому из окружения толстяка я бы не позавидовал… – Извини, Низамеддин, но этот человек – мой приятель. Он находится под моей защитой. В елейном голосе толстяка неожиданно зазвенел металл.

– Очень жаль, дорогой Хайруллах-бей, что мы не договорились. Тогда мне придется войти в дом без приглашения и забрать то, на что я имею виды.

– Это будет самой большой твоей ошибкой, Низамеддин, – угрюмо ответил ему толстяк таким тоном, что стоявшие неподалеку Неджиб и Расим испуганно втянули головы в плечи.

– Все, разговор закончен, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пора…

Я оглядел собравшихся – и едва не заржал как племенной жеребец.

И я, и телохранители Хайруллах-бея, и сам он были одеты в фередже[76] и яшмак.[77] Ну ни дать, ни взять "голубые" из подворотни в восточном варианте.