Обреченный убивать - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Выйдете на свободу, сами у него спросите, – с проснувшейся надеждой жалобно посмотрел на меня адвокат. – Передайте этому "благодетелю" от меня привет.

И я решительно направился к двери.

– Постойте! Ну что вам стоит написать прошение?! А, что я говорю! Здесь все готово, только подпишите. Умоляю вас… Господи, это уже ни на что не похоже! – во весь голос возопил толстяк. – Адвокат упрашивает клиента покинуть камеру смертников. Бр-р-р… Все смешалось в доме… каком доме, болван! Все, мне крышка…

– А все-таки я вам советую деньги вернуть, – бросил я через плечо и пнул ногой обитую жестью дверь.

– Вашими бы устами… Сумасшедший, право слово…

В камере меня ждал сюрприз: на одной из пустующих коек сидел бритый наголо человек с глазами без зрачков. И только когда он посмотрел на меня, я понял, что ошибся, – круглые неподвижные зенки моего сокамерника были черны и глубоки, как разверстая могила.

Волкодав

Это сволочное солнце достало меня до печенок. Уж сколько раз я материл беспощадный огненный диск, пока волочился через бесконечные барханы, и не сосчитать.

Когда мне надоедало облаивать мерзкое светило, я начинал молить всех богов, которых только знал, чтобы они закрыли его хоть какой-нибудь дрянной тучкой. Пусть не надолго, на час или два, а еще лучше с дождичком, да попрохладней.

Увы, все мои молитвы и стенания пропадали втуне. А солнце, будто понимая мое скверное отношение к своей сиятельной персоне, с еще большим ожесточением обрушивалось на мое иссушенное зноем тело, отбирая последнюю влагу и превращая кровь в сгущенку, которая уже не струилась, а ползла по жилам.

Временами я закрывал глаза, чтобы не видеть выгоревшую желтизну под ногами и над головой (только вверху с голубой примесью), и шагал, как безмозглый и незрячий манекен, совершенно не опасаясь оступиться и упасть – куда ни кинь взгляд, меня окружал шуршащий мягкий песок.

Ах, как мне хотелось упасть! Но только не в жаркие объятия бархана, а в белый-белый, холодныйхолодный сугроб, да нагишом, да чтобы с головой зарыться в восхитительный снежный пух, и глотать его, горстями запихивая за обе щеки, пока зубы не начнут выбивать барабанную дробь, а тело не станет удивительно легким, невесомым, полным искрометной энергии, готовой прорвать артерии, переполненные бурлящими потоками.

Глаза мои были закрыты, но уши работали, как локаторы. Я уже подошел к той зоне, где меня должны искать спецназовцы другой дивизии.

У них задание четкое и недвусмысленное – не дать мне добраться до контрольного пункта, который находился в укромном местечке на горном перевале.

Пока я плелся по пустыне, горы постепенно выросли из неширокой, отороченной зубчиками пиков ленты в голубовато-синюю стену с башнями, прячущимися в облаках. Они уже заполнили весь горизонт, и чудилось, до них рукой подать, но я знал – мне еще топать и топать.

А силы были на исходе…

Свой НЗ – неприкосновенный запас – я прикончил вчера вечером, и все же временами мне казалось, что не ел я по меньшей мере с неделю. Но про то, что кишки марш играют, – ладно, а вот вода… С нею у меня и впрямь напряженка.

Не раз и не два я с благодарностью вспоминал прапорщика Лесняка – его фляга помогла мне одолеть приличный отрезок маршрута гораздо быстрее расчетного времени. Благодаря ей я шел не только по ночам, но и днем.

Правда, такая дерзость могла мне выйти боком – коллеги из соседней десантной дивизии тоже не пальцем деланные и опыта в подобных играх в "кошки-мышки" им не занимать. Но я надеялся на некоторую рутинность, стандартность мышления, вообще присущую всем военным людям, скованным по рукам и ногам армейской библией – уставом, регламентирующим не только образ жизни и поведение, а и выправляющим мозговые извилины…

Какой-то посторонний звук бесцеремонно ворвался в мои размышления и мечтания и начал топтаться в голове, как слон в посудной лавке. Он еще только коснулся ушных перепонок, а я уже зарывался в песок, словно тушканчик. Отработанный до автоматизма годами тренировок инстинкт самосохранения и постоянная готовность нанести удар первым бросили меня на землю прежде, чем я сообразил, что случилось.

И только когда на поверхности осталось лишь полуприкрытое беретом лицо, я посмотрел в сторону назойливого жужжания, постепенно перерастающего в рокот.

Камуфлированный армейский вертолет летел на предельно низкой высоте. Когда его винты просвистели у меня над головой, я заметил в открытой кабине наблюдателя с биноклем. Значит, нас уже ищут. Похоже, у наших "противников" котелок тоже варит.