Месть обреченного - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Не исключено. У мафии денег куры не клюют, могут пригласить на разборку кого угодно. – Отож и я так маракую. Не наш он. – Наш, не наш – все равно нам отдуваться. – Не вам, а мне, – с горпестным вздохом сказал Иван Савельевич. – С чем вас и поздравляю.

– Не дадут спокойно дожить до пенсии… – Иван Савельевич снова забубнил о своем, наболевшем. – И хто это может быть? Як этот… как его… А, вспомнил! – ниндзя. Дуже страшна людына… – Был когда-то один… Тот мог бы…

Воспоминания вдруг хлынули на меня, будто где-то прорвалась плотина времени.

– Но, увы, и возможно, к сожалению, его среди нас уже нет, – сказал я печально.

– Ты о ком?

– Помните дело Лукашова?

– А як же…

– Этот парень меня спас.

– Його казнылы?

– Да. А я ничем не мог ему помочь.

– Почему? Ведь у того хлопца була сыльна позиция во время суда – помощь сотруднику органов при исполнении…

– Он отказался от защиты. Хотя… не думаю, что она ему бы помогла.

– Шось не пойму…

– На него навалились со всех сторон такие силы, что будь защитник даже семи пядей во лбу, это не помешало бы заинтересованным лицам припаять парню расстрельную статью в любом случае.

– Прискорбно…

– Еще как прискорбно. Я пытался с ним встретиться, поговорить – он отказался наотрез. По-моему, ему просто не хотелось жить. И все равно я бегал по инстанциям, доказывая, что парню "вышку" дали зря, хлопотал о пересмотре дела… А, что теперь об этом толковать! Все мои усилия были напрасны.

– Да-а, дила…

Меня кто-то тронул за рукав. Обернувшись, я увидел нашего сотрудника, которого направил сюда Саенко.

– Груздя будешь допрашивать? – спросил он.

– На кой он мне… На нем где ляжешь, там и встанешь.

– Точно. Молчит, как партизан. "Не знаю, не видел, не помню, меня здесь не было…" – и все дела. Смотрит волком и только сопит. – Он вор "в законе". Расколоть его на допросе у нас кишка тонка. – Ну… Демократия, черт бы ее побрал…

– Такие и в прежние времена особой разговорчивостью не отличались. Так что демократия здесь ни при чем. – Может, закрыть его на пару дней в СИЗО? Гляди, размякнет…

– Закрой… – Я скептически ухмыльнулся. – И будешь потом объясняться во всех инстанциях, что ошибка вышла. У него адвокатов больше, чем сотрудников в УБОП.

– Считай, что по поводу СИЗО я пошутил, – мрачно сказал коллега и закурил, играя желваками. – Я так и подумал.

– Но мне кажется, он здорово напуган. Ты, кстати, не видел, в каком состоянии железная дверь, что ведет в его кабинет?

– Еще туда не дошел.

– Поинтересуйся. Такое впечатление, что по ней заехали болванкой, которой крушат стены старых домов, предназначенных под снос. Замок – вдрабадан, засов согнут в три погибели, проушины оторваны… И между прочим, ключик-то торчал изнутри. Ему, правда, потом кто-то голову оторвал, но сами бородки достать не смог, а может, и не успел – корпус замка был смят и заклинил ключ. Вот теперь и кумекай, кто там находился внутри и куда он потом девался.

– Груздь?..

– А кто же еще. Но кого он так боится? И что случилось здесь на самом деле?

– Нужно самым тщательным образом обыскать кабинет Груздя на предмет потайной двери.

– Уже ребята занимаются. И если найдут…

– Вот тогда "качайте" Груздя до посинения. Пусть нам туфту не гонит. Уверен, он знает, кто рвался к нему в кабинет.

– Несомненно. Если он здесь не расколется, вот тогда мы точно заберем его в СИЗО. Пусть повспоминает молодые годы, а то, гад, разожрался на ресторанных харчах, словно боров…

Распрощавшись с Иваном Савельевичем, я направил свои стопы домой.

Пока мы возились в кафе, наступил вечер, и я решил в управление не возвращаться, хотя работы, как всегда, было невпроворот.

Я шел и вспоминал – Тина Павловна, Тина… а ведь могла быть мне и Тиночкой.

Кто знает, кто знает…

Киллер

Груздь исчез. Кафе "Красная горка", судя по объявлению, закрылось на капитальный ремонт. Но я что-то не замечал обычной строительной суеты ни внутри, ни снаружи.

Здание кафе как-то сразу постарело, посерело, будто присыпанное дорожной пылью. А широкие сводчатые окна казались бельмами угрюмого попрошайки, особенно в предвечерье, когда на город опускались светлые сумерки и в домах начинали загораться люстры, а на улицах фонари.

Сидор пребывал в блаженном настроении.

Я уже устал выслушивать его бесконечный треп о наших недавних "подвигах", как он, нимало не смущаясь, охарактеризовал эту случайную и вовсе не желанную бойню в "Красной горке".