Месть обреченного - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Я обманул тебя, Крученый…

Он умер, даже не вскрикнув. Я вложил в один-единственный удар все взрывчатое вещество, которое скопилось в моей душе за время знакомства с Крученым.

Я убил не человека – я пытался уничтожить свое мерзкое прошлое.

Быстро побросав в "дипломат" деньги и документы, я еще раз цыкнул на полуживых гостей теперь уже покойника и подошел к двери.

В коридоре царила подозрительная тишина, которой я не верил ни на йоту.

Я медленно повернул ключ в замочной скважине и плавно открыл дверь.

Они ошиблись…

Сказалось отсутствие надлежащего опыта и выдержки. Едва дверь отворилась, как на пороге, тесня друг друга, выросли телохранители Тимохи.

Наверное, они надеялись на свою силу и боялись попасть в шефа, так как у первых двоих пистолеты смотрели в пол. А возможно, уповали на отменную реакцию – люди такого склада всегда имеют повышенное самомнение.

Но, как бы там ни было, а мне задачу они значительно облегчили.

Не мудрствуя лукаво, я зацепился руками за резную обналичку и резким ударом двумя ногами вышвырнул их за порог и снова заперся на ключ.

Я слышал, как в коридоре заорали и заматерились. А затем на дверь посыпался град тяжелых ударов.

Я только ухмыльнулся – дубовые резные плахи толщиной не менее семи сантиметров могли выдержать даже удары тарана.

– Тимофей Антонович, Тимофей Антонович, отзовитесь! Вы живы?! – орали за дверью, не переставая пинать ее чем попало.

Не беспокоясь за свои тылы, я подбежал к окну, снял рубаху и помахал.

В ответ из рощицы на пригорке заалел приличных размеров лоскут, позаимствованный Эрнесто у местной модницы.

Значит, он на месте и готов к решительным действиям, как и запланировано.

Прыжок со второго этажа был, что называется, делом техники. Едва приземлившись, я мгновенно откатился в сторону.

И вовремя – раздались выстрелы, и через парадное вывалили пестро одетые аборигены, охранники гасиенды из местного сброда. Этой шушеры я не боялся. Стрелять, как следует, они не умели. Их основной целью большей частью было небо, куда они палили из всех видов оружия во время свадеб или праздников.

Я успел ответить им только дважды, как заработал пулемет Эрнесто и на мою голову посыпался дождь из битого оконного стекла.

Как мы и договаривались, он только уложил охранников на землю, не давая поднять голову. Я не стал любоваться их задницами, и что было мочи припустил по аллее к выходу с территории виллы.

Пулемет трещал, не переставая…

Я перевел дух только в машине, которую мы спрятали в кустах. Едва я запустил двигатель, как появился и запыхавшийся Эрнесто.

– Ну как? – спросил я.

– Нормально. Они еще минут десять будут глотать пыль, пока придут до памяти.

– Такие дела… Тиша… – пробормотал я, когда вилла скрылась из виду.

– Что ты сказал? – поинтересовался Эрнесто, в это время открывавший банку пива.

– Время разбрасывать камни, и время собирать… – ответил я своим мыслям. – А-а…

Эрнесто сделал вид, что понял, и стал жадно глотать пенящийся напиток. Билия явно не была его настольной книгой. Не в чести у моего приятеля было и библейское смирение.

А день и впрямь выдался жарким, даже чересчур…

Опер

Странно, но меня оставили в покое. Стояло какое-то грозное и непонятное затишье.

Саенко при встрече улыбался, как сфинкс – невозмутимо и загадочно. На оперативках он был сдержан больше обычного, немногословен, но в его глазах временами мелькал страх.

Нет, это не был страх, иногда посещающий рядового обывателя, например, когда с него снимают шубу или в доме пожар.

Это была смесь боязни, отчаяния и обреченности, присущая только чиновничьей касте, когда под ними начинает шататься казавшийся совсем недавно незыблемым трон или пусть небольшое, но "хлебное" креслице.

Иногда я даже жалел таких людей. Ни к чему не приспособленные, разве что к пустозвонству и бумагомаранию, они при любых переменах испытывали трепет, сравнимый с ужасом варваров, когда рушились их идолы.

А такие перемены как раз и наступили – сменился премьер-министр. И новый хозяин был на ножах с "отцом" области Шалычевым.

Теперь и Саенко наконец понял, что с перепугу поставил не на ту лошадку. А я тоже уразумел, откуда в свое время подул ветер, когда мне дали задание собирать компру на губернатора…

Баранкин все-таки разыскал Плешнева.

Он жил уже не на Цветочном бульваре, а в новом "престижном" доме из кирпича улицей ниже, на берегу пруда. И трудился все в той же "конторе", которая так милостиво обошлась с ним в свое время.